нажимом, стала гладить мою пульсирующую промежность, массировать, проникать вглубь. Я осела, ноги ослабли, волна наслаждения захлестнула меня порывисто. В этот момент она нашла мои пересохшие губы своими.
Я раскрыла глаза. Позади «Ситроена», приостановилась машина.
— Смотри-ка, тёлки совсем обнаглели! — крикнули из неё мужским голосом и нажали на газ, уходя по трассе.
Я кончила ещё раз, краше прежнего. Мимо пролетела ещё одна фура, ветер от неё приподнял мои, запорошенные снегом волосы, а мы целовались, целовались...
— Софи, — проговорила я, когда наши губы разомкнулись, — я сука, но мне понравилось.
Она вынула руку из моих джинсов, поднесла влажные пальцы к своему носу. Вдохнула, прикрыв глаза.
— Пошли в машину, я хочу тебя пока ты влажная.
Мы сели в «Ситроен». Я, со страхом, подумала: сейчас она наброситься на меня. Сама виновата — назвалась... не важно! Полезай!.. Приготовилась терпеть. От мужика терпела, стерплю и от женщины, зажмурившись.
Софья Павловна сидела за рулем только в брючном костюме, закинув шубу назад, в «Ситроене» было тепло. Расстегнув пиджак, под которым ничего не оказалась, она стала мять нависшую в руку грудь, сосок, а второй, той, что была во мне, приспустив брюки, трусики, огладила половые губы.
Первый раз я видела, как женщина мастурбирует. Тёть Тамара лишь говорила, но никогда не ласкала себя при мне.
Погружаясь в вульву двумя пальцами, Софи захвалила клитор, массируя. Стыдливо, с интересом, я стала наблюдать, как меняется её лицо. Она закрыла глаза, покраснела, шея напряглась жилкой, бедра приподнялись, рука убыстрилась — выдохнула, вдавилась в кресло автомобиля, замерла. Огладила промежность, выпуская меж пальцев подрагивающий бугорок.
Янтарные глаза Софи медленно — лениво, открылись, они смотрели в никуда, лишь потом, осмысленно, перешли на меня.
— Теперь можно ехать...— проговорила она, сухим горлом.
— Посидим чуть, — помогая ей навести порядок в одежде, предложила я.
— Не торопишься?
— Нет.
— А как же сон?
— Какой сон? Ах — сон! Мальчик! Такой стеснительный! В жизни... А в интернете прямо соблазнитель, мачо...
Замолчала. Нежданно-негаданно, я выболтала про Лёшу Софье Павловне. Меня так размягчила откровенность происходящего, — не описать. Мне захотелось поделиться, я и поделилась. Сразу передумала, осеклась, но поздно. Так, волнами, — приливы, отливы, я и живу последнее время.
— По интернету с ним общаешься?
— И в реале — немного помучившись, мысленно поругав себя за болтливый язык, я всё же решила рассказать.
Софи вопросительно уперлась в меня взором. В янтаре её глаз ещё плескалось, поблёскивая, упоение бурным оргазмом. Я снова завелась. Невольно вспомнила, как её крупный, возбужденный клитор выпрыгнул из-под влажных пальцев, которые еще пахли соками моего влагалища.
Стараясь не подать виду, я ждала вопроса, не зная на него ответа.
— Поехали в фотосалон, там расскажешь.
— Ладно...
Я села удобнее, расслабила спину и посмотрела вперед. «Ситроен» съехал с обочины, набрал скорость.
— Тань... — спросила Софья Павловна, через минут пять.
— Да...
— Ты его любишь?
— Лёшу-то?
— Его Лёшей зовут?
Я прикусила язык.
— Да... Не знаю, Софи. Приехал мальчик из деревни, сын школьной подруги. Я в одной комнате, он — в другой. Сначала не понравился. Молчун!
— А сейчас?
— Нравится... Но, люблю ли? Наверное — нет.
— Тебе нужна не другая жизнь, Таня, — вторая.
— Как это?
— В интернете, ты же не Таня?
— Лукреция...
— Трусиками, поясками, чулочками... «Ситроен» набит доверху. Это для Лукреции, для него, и, иногда, для меня.
— Я не смогу... Двойная жизнь не мое.
— Сможешь, Тань. Я уже тридцать лет как Софья и Софи, одновременно. Это сейчас, свекор, — член партии и почетный гражданин города, первый секретарь горкома, — пять лет, как умер. Мужу я давно безразлична, дети выросли, в столице живут, а тогда...