На земле неудобно, крапива жжёт... — предложила мне Ханна. Немка стояла возле стены сарая, без штанов в одном кителе. Выставив вперёд свою белобрысую пизду на лобке. Заросли репейника и глухой крапивы за сараем были обширные, и полностью скрывали нас от посторонних глаз. И можно было смело заниматься любовью на природе, не опасаясь быть кем то замеченными. Да и Петро нёсший наблюдение за улицей с автоматом в руках, служил гарантией того что нас не застанут врасплох. — Ойй, ааайй,. .. — коротко вскрикнула Ханна, когда я сняв с себя штаны вместе с трусами, встал перед ней и засадил немке встояка, прижимая её к стене сарая. И к своей радости вгоняя летчице член во влагалище, я ясно ощутил преграду в которую упёрся мой член. Ханна была в действительности " целкой, " и я лишил в очередной раз немецкую девушку девственности. — Ооойй, ааайй, так хорошо Костя... — стонала Ханна, ебясь со мной стоя возле сарая, в чужой нам деревне, в сорок втором году. — Заканчивайте быстрее, сюда дед идёт какой-то с ведром... — сказал нам Петро, наблюдая за подходами к сараю. Я в этот момент уже практически кончал, да и Ханна тоже. А слова парня только ускорили наш оргазм. Первой глухо завыла немка, впиваясь ногтями в мои ягодицы. А потом и я зырычал, сливая в пизду белокурой валькирии, приличные порции спермы. На удивление её у меня было много. Словно ночью я не трахалал свою мать, и не сливал в её влагалище запасы спущенки. А оргазм испытанный мной в эти мгновения был необычайно сладким. Возможно потому что это был секс со страхом. Ведь нас в любой момент могли обнаружить вошедшие в деревню немцы или партизаны. И тогда нам не миновать беды. И это обстоятельство делало разрядку слаще чем обычно. Мы быстро одели с немкой штаны, я лишь вытер от крови член листом лопуха. Эта была кровь немецкой лётчицы, моей белокурой возлюбленной. Я лишил валькирию девственности, сношая её стоя возле сарая. И за это был готов носить Ханну на руках от счастья. — Давайте его в плен возьмём и приведем в отряд... — шёпотом сказал нам Петро, наблюдая за дедом идущим от дома в сарай с ведром в руках. По всей видимости кормить поросёнка. Потому как в закуте внутри сарая, была слышна возня, и хрюканье свиньи. — А что это идея. От него мы узнаем что творится в деревне. И заодно утрём нос этой суке Марьяне... — поддержал я будущего родственника, а Ханну не стоило спрашивать. Немка целиком и полностью была за меня. — Тогда нужно подождать когда он внутрь войдёт и в сарае на него напасть... — предложила Ханна, причём глаза лётчицы загорелись задорными огнём. Я на миг представил себе Ханну, сидящую за штурвалом своего " мессершмитта". И у неё так же горели задорным огнём глаза, когда она заходила на вираже, в хвост советским самолётам. Но я не осуждал немку, это была её война, её жизнь, и она солдат одурманенная нацисткой пропагандой. К счастью Ханна поняла что Гитлер ведёт Германию к гибели. И по этому решила больше не воевать, а уехать домой в Дойчланд, к матери и сестрам. Тем более благодаря своему богатому и влиятельному дяде барону. Приказ о назначении Ханны фон Браун о переводе её с Восточного фронта в Германию, уже был подписан. И тот вылет когда её сбил советский истребитель в районе Плетнёвки, был для молодой гауптман последним. — Hände hoch...
Сладкая Сашенька... 