с тающей пеной и говорила:- Неужели тебе не хочется стать вместо раба господином?- Нет, - отвечал Саша.Несмотря на жару, он целиком съедал блюдо из рыбы или курицы, вяленую рыбу и сыр оставлял на ужин, а оливки и хлеб — на завтрак. Если мальчик в какой-либо день ленился и не упражнялся в своём зелёном гимнасии, он ел меньше обыкновенного и тогда оставшееся мясо получал раб, носивший за царской дочерью судки и мехи.- Твой тёзка вот, Парис, не остановился ни перед чем, чтобы украсть жену царя, покорившую его своей красотою! - голос Навсикаи дрожал.Саша прожевал и высказал давно занимавшую его мысль о том, что его собеседница, сидящая под деревом, своим прямым станом и своей тонкой талией напоминает ему мальву.- Положим; я высока, да. - Девушка вспрыгнула и всплеснула руками, свинцовые грузики по подолу её хитона натянули ткань, образуя красивые складки. - А где же у меня тогда мои цветки? - Вообще-то я имел в виду, без хитона если рассматривать. - Саша опустил глаза.- Ах ты! - Навсикая покраснела и смахнула в лицо Саше виноградные кисти с блюда.- Извините! я случайно Вас увидел, когда Вы с подругами бельё стирали на море.Саша покраснел и думал, что обед безнадёжно испорчен. Он винил себя за своё признание, но и продолжать умалчивать о своём невольном наблюдении за благородной красотой не мог ввиду развившейся глубины обеденных бесед.Девушка силилась преодолеть своё ошеломление:- Как ты можешь так себя вести? Это ведь не по-мужски!Саша не знал, что предпринять и замер, неловко прижимая к груди виноград. Он не мог понять, из-за чего девушка ударилась в истерику. Если бы она обвинила его в подглядывании, то должно было бы последовать наказание. Но она как-то странно обвиняет; как будто восхищается, а не винит. И при этом странно возвышается над ним, в каком-то словно бы ожидании, как будто Саша должен что-то сделать. Сердце у Саши стало разрываться от жалости к дочери царя, голова разболелась от её криков.Когда Навсикая начала рыдать, Саша тоже расплакался. Навсикая раскрыла рот и сжала кулаки, и подлетела было к стоявшему на коленях мальчику, но вдруг опомнилась, выпрямилась и медленно произнесла, перед тем как повернуться и уйти во дворец:- Ну ладно, я пришлю лучше Аглаю вместо себя.Аглая тоже начала с того, что уставилась зачарованно на письку Саши. Она встряхнулась и оформила своё влечение к голому мальчику в виде интереса к его цепи. Она взяла несколько звеньев с сашиной груди в свои ладони, взвешивая их уважительно:- Как ты её только носишь на шее! Тяжело ж, наверное?Саша сидел и молчал, размышляя, как господам объяснить чувствования рабов.- Мне нравится мучиться.Что-то сверкнуло в глазах Аглаи.- Ну, это ты брось! Мучиться не тебе нравится, - она потянула цепь на себя, и посмотрела в испуганно приблизившиеся глаза мальчика, и тихо произнесла ртом ко рту, - Это нам нравится очень вас мучить, рабов.У Саши перехватило дыхание, он застыл, боясь пошевелиться. Аглая, не отпуская натянутую цепь, приказала:- Залупи.Саше очень страшно было жить, имея эти глаза напротив. Аглаины глаза заслоняли собой весь остальной мир, они как бы заставляли мальчика жить не в окружающем его весёлом мире с морем и песком, а в мире строгих и неумолимых взоров Аргоса.Саша простёр руку и наощупь оттянул удлинённую кожу на конце своей письки.- В моём присутствии твоя писька должна быть всегда залуплена, чтобы ты был полностью открыт для меня; чтобы ты ничего не мог спрятать от меня. Ты понял?- Да.Аглая дала Саше умелую и очень болезненную
Внеклассные занятия 
webmaster@3iks.ru