возбуждение и его писька зашевелилась по древу.Отроки, меняясь, стегали его с двух сторон. Было больно и ужасно стыдно. Сильнее запахло ароматами. Саша не смотрел в зал, но всё равно слышал каждое одобрительное покашливание и шорох сандалий о каменные плиты пола. Вскоре он, сжимая зубы, заметил, что мальчики стремятся принудить его к плачу. Он решил не сдаваться, но куда ему было тягаться с опытными рабовладельцами! Удары наносились так искусно, что сдерживать плач означало бы быть католиком больше, чем папа римский, потому что наслаждение неопровержимо овладевало Сашей, заставляя его мучительно, долго и безрезультатно тереться писькой о столб. Он сладко расплакался на виду у всех, робко обрызгав семенем столб. Послышались сдержанные возгласы, зазвучала посуда, и зрители разом заговорили. Порка была закончена.Голого Сашу оставили стоять уткнувшись лицом в столб, пока феаки через несколько часов не завершили пир, собравшись идти в урочище за город .Запыхавшиеся мальчики отвязали Сашу, затем связали ему руки за спиной. Один мальчик взял эту верёвку и натянул её, отчего Саша нагнулся вперёд. Другой мальчик привязал верёвку к сашиному ошейнику. Оба попеременно натягивали свои верёвки, отчего Сашу бросало то вперёд, то назад. Наконец, Саша понял, чего добивались от него демократы: чтобы он не полагался на своё тело, а слушался только своих конвоиров. Он перестал балансировать, думая, что упадёт, но мальчики, ухмыльнувшись, лишь натянули верёвки одновременно, поощряя сашину покорность, и он повис, стоя в одних только сандалиях, на цыпочках.Процессия, освещаемая факелоносцами, выступила из дворца. Впереди, сменяясь, отроки за верёвки тащили обнажённого Сашу. За ними служители Гефеста торжественно несли цепи и свои инструменты. Алкиной шествовал в шеренге дворцовых чинов, следом шли чины пониже, музыканты, грозно надувая щёки, громко играли на авлосах, шагали воины с мечами, за которыми множество отроков несли скамейки, еду и питие.В городских сумерках виднелись разбуженные рабы. Они выглядывали из-за колонн, из-за герм на перекрёстках, из-за углов зданий, и в их поблёскивающих глазах Саша, покорно вздымая ягодицы, ясно читал зависть.В дубовой роще уставшего Сашу поставили у огромного розоватого камня, а сами расположились на скамьях, поставленных полукругом. Служители Гефеста приковали мальчика к камню за запястья, разведя его руки в стороны. Камень приятно холодил горящие ягодицы. Саша поначалу следил за продолжающимся пированием и игрищами полуголых отроков, блестевших от масла в жёлто-красном свете факелов, но затем начал зевать и клевать носом, пока не задремал стоя.Гефест разбудил его, сняв оковы с рук. Оказалось, эти цепи предназначались лишь для показа мастерства, что-то вроде олимпиады; за ошейник Сашу приковали длинной цепью. Мальчик, поставленный на колени, следил, как все феакийцы собираются и уходят в город. Уже светало. Саша в одиночестве лёг под дубом с обратной стороны от зари и заснул, не замечая прохлады, не имея желания убедиться, точно ли цепь золотая.Навсикая и правда носила ему обед. Саша, загорелый и весёлый, не тяготился отсутствием на себе одежды при её появлении. Цепь разом разрешила множество условностей, не говоря о самом ошейнике, который мальчик уже давно привык воспринимать как некую маску, значительно облегчающую ему жизнь в обществе.Урочище оказалось вполне сносным для обитания. Роща давала тень от жгучего полуденного жара, вытянутый вдоль берега тёплый лиман подходил для купания, даже туалет они тут сделали античный. Яркие бабочки доверчиво садились загорающему Саше на ягодицы, а когда он переворачивался — на письку.Завидев Навсикаю, Саша под мелодичный звон отправлялся к морю и мыл руки перед едой на корточках у прибоя. Девушка в шляпе поворачивалась против солнца, чтобы Саше не приходилось щуриться, посматривала с любопытством на мальчишескую письку
Случай с сотрудницей 
webmaster@3iks.ru