— Что, и даже без блядей сегодня, или они все тебя бросили? Все, как одна, уехали к теплому морю, на заработки и. .. Елизавета Генриховна пьяно икнула. .. ты им совсем не интересен? Ну не плачь, иди к мамочке, она тебя пожалеет.
Я верчу ключом в замочной скважине, а пьяная соседка вешается на меня сзади. Про мамочку она почти права, лет на пятнадцать старше меня. Полгода назад я переехал в этот дом, попросил как то у нее луковицу, слово за слово и мы переспали. И продолжаем раз или два в месяц. Только вот сегодня у меня очень плохое настроение. Настолько, что вместо разворачивания ее на 180 градусов и захлопывания своей двери мне хочется сорвать свою злость, пусть она заплачет, мне станет легче.
— Вези меня лошадка, пьяная тушка виснет на моей шее и поджимает ноги, и-го-го, изображает она амазонку. Вхожу в коридор, ставлю на ноги и поворачиваюсь, стоим лицом к лицу, ее шикарный, шитый золотом халат распахивается, под ним нет никакой одежды. Лезу ладонью между ног и вставляю в пизду палец, глубже, еще глубже. Она чуть приседает, помогает протиснуться ему.
— Что, прямо вот так сразу, распускаешь руки, ты грубый мальчишка! Сажаю ее на банкетку. Она разваливается, широко расставляет ноги.
— Давай, поласкай себя, пока я раздеваюсь, покажи, что там у тебя есть. Хочу посмотреть, чем честная женщина отличается от шлюхи.
— О-оо, честная отличается тем, что это сразу видно, стоит только посмотреть повнимательнее, ты можешь в этом убедиться, посмотри, какая я гладенькая и красивенькая, какая у меня дырочка, а у твоих шлюх дырища. Я хватаю ее за руку и тащу в комнату, по пьяни она готова пиздить бесконечно и обижается, если ей кажется, что слушаю ее невнимательно. Халат летит на пол, женщина животом на кровать. А теперь сюрприз, к изголовью кровати прикреплена пара наручников. Моя последняя подружка решила поиграть и оставила на память. Защелкиваю на одном запястье, потом на втором.
— Что ты делаешь, негодник? Зачем? Я тебе разрешала все, расстегни, я не хочу.
— Ты испугалась, мамочка? Ты плохо себя вела? Признайся, и наказание будет меньше.
— Прекрати, мне неудобно, голос у нее стал более трезвым, она что, правда боится?
— Ничего страшного, вот смазочка, вот мои два пальчика, ты чувствуешь, как они уже в твоей попочке, а вот третий, тебе же хорошо?
— Они короткие и неправильные. Давай я стану на колени и ты запустишь туда твоего дружка. Ну, давай. .. Она подгибает ноги и становится на колени, виляет задом, давай чего ты ждешь? Я не тороплюсь, лезу рукой в пизду, большой палец погружен полностью внутрь, ладонью дрочу и тру ее клитор.
— Ты дразнишься, противный и гадкий, она припадает грудью вниз, выставляет вверх свой зад, я хочу, давай быстрее. Какой плаксивый и жалобный у нее голос.
Не торопись, не торопись, Елизавета Генриховна, она ненавидит когда ее называю по имени отчеству, это наверное единственное, что реально ее бесит. Сильно шлепаю по белой пухлой заднице и вставляю ей дилдо. Очень такой достойный, и в длину и в ширину.
— Он неживой, он не шевелится, я хочу чтобы ты вставил свой, капризничает мадам.
Мне не удается ее как-то расшевелить. Мне хочется криков и слез, мне хочется успокаивать ее потом и слизывать слезинки с губ. А эта мерзкая сука похоже только наслаждается моими грубостями. Снимаю с вешалки ремень и с размаху шлепаю по наглой заднице.
— А-агх! Она наконец орет от боли. Красная полоса наливается кровью и вспухает. А я бью еще и еще. Падает
Дон 
webmaster@3iks.ru