— Если через пять секунд не откроешь, я её вырву, — пообещал студент. — Четыре. Три...
Шпингалет щёлкнул и на Макса уставились два горящих праведной яростью чёрных глаза, на раскрасившемся лице. Оттеснив преподавательницу вглубь довольно просторной кабинки (она была даже с окном), парень закрыл и запер за своей спиной дверь.
— Лигунов, ты какого чёрта здесь делаешь?! — преподавательница шипела как злая кошка.
Вместо ответа парень скинул на подоконник куртку, подхватил опешившую от мрачной решимости студента преподавательницу за бёдрами, и усадил сверху. Под слегка испуганное «Ой!» слетели с ног туфли-лодочки, леггинсы были содранны вместе с колготками быстро, грубо, но осторожно. А вот трусиков не было. Совсем.
Максим сделал полшага назад, оценивая открывшийся вид. Тамара Суреновна привстала на локтях, уперевшись затылком и лопатками в холодное стекло. Из одежды на ней остался только серый шерстяной свитер с высоким горлом, белый медицинский халат и золотой крестик на груди. Подоконник был хоть и относительно широким, но круглая попка доцента опиралась копчиком лишь на самый её краешек, так что ноги были на весу, в таком промежуточном положении — не слишком высоко, не слишком низко. Не распахнув на милость победителя — не сжав, защищаясь от насилия. Взгляд её был сосредоточен, она напряжённо следила за лицом своего студента, а вот слов уже не было. Они были ни к чему и ни о чём. Зрелище было на столько великолепным, что молодому человеку очень захотелось запечатлеть момент, но поскольку это бы его испортило, осталась лишь последний раз всмотреться в каждую чёрточку, каждую деталь, запомнить чуть более бледный оттенок кожи нежной стороны бедра, невинный вид розовых лепестков малых губ ниже гладко выбритого лобка и аккуратное бежевое колечко ануса.
Наглядевшись, Максим совершенно спокойно, и даже несколько лениво, расстегнул пуговицу на джинсах, молнию на ширинке и, спустив штаны с бо́ксерами до середины бедра, продемонстрировал Тамара Серена лиловую головку в чехле из белой кожи на твёрдом стержне, и бордовую, слегка обросшую после последнего бритья, мошонку. Доцент смотрела напряжённо, как Гарри Поттер на гиппогрифа, не моргая. Потом облизнула высохшие губы и едва заметно кивнула.
Максим сделал шаг вперёд, и пятки, висевшие на уровне его лица, чуть разошлись в стороны, предоставляя мужчине беспрепятственный доступ внутрь своей хозяйки.
Тамара сдавлено охнула, когда член проник в неё, и медленно выдохнула, когда он дошёл до упора и остановился, чуть сдвинув стенку влагалища и шейку матки внутрь живота. Ноги за спиной Максима сошлись, сцепившись пятками на заднице, украшенные кольцами тонкие смуглые пальцы легли на влажную после бега футболку. Из груди женщины вырывалось тяжкое, рваное, яростное дыхание, в перемешку с жалобными стонами. Поршень двигался яростно, не зная жалости, не признавая никаких ограничений. Казалось, он легко может пробить преподавательницу насквозь, и не делает этого только потому, что у него нет настроения. И всё же Тамаре Суреновне было не пятнадцать лет, чтобы совсем уж потерять голову от того, что её трахают. Хоть и восхитительно: мальчик был хорош. Пусть не очень искушён, но очень старателен. А ещё чу́ток: не было нужды что-либо ему говорить. Повинуюсь движениям пальцев, лежащих на его груди, парень менял темп, глубину и грубость траха так, будто читал её мысли. А ещё он так сосредоточенно пожирал взглядом её лицо, что кандидату наук даже стало немножко смешно. Она непременно бы рассмеялась своим чарующим смехом, если бы не хуй, заполнявший, по ощущениям, всё её тело, до самого горла. Чтобы немного успокоить любовника, женщина взяла его за руку и сунула себе под свитер. Оказалось, что именно
Как в шестнадцать 