обозрение ровную белую ногу почти до самого интересного места.
- Ну, или хоть в тень идите... жалко, если такие красивые белые шкурки станут красными и неаппетитными, - засмеялся я.
- Лень...
«Ах, вам лень», подумал я и оглянулся. От девчачьих пяток до воды было с метр чистого, без единого камушка, мелкого песка. «Ну, погодите! Вы меня топили – теперь моя очередь»!
Наклонившись, я ухватил те пятки, что до этого почесывались, и потащил их к воде. Панамка уже через полметра осталась на песке, а потом, зацепившись за что-то, поехал вверх и сарафан, все выше и выше открывая ноги. Верка (или Лерка?) довольно запищала, но я и не собирался отвязываться.
На самой кромке воды из-под сползающего вверх сарафана появился лобок, покрытый черными, курчавыми, чуть более на вид жесткими, чем на голове, волосами. Я вздрогнул и чуть приостановился: вот паршивки! Купальники-то они сняли! Тут же вспомнил дяди Колин рассказ о том, как они здесь обычно бывают, потом перед глазами мелькнула Лидия, лежащая передо мной с раскинутыми, согнутыми в коленях ногами, потом – мама, мечущаяся в радостном экстазе под дядей Колей. Подумал: «Да что я, голых баб не видел, что ли? Взялся – тащи!», и, опять развеселившись, уверенно поволок свою ношу в воду. К тому же девчонка продолжала как ни в чем не бывало пищать из-под сбившегося на голову сарафана,, никак не пытаясь прикрыться, а потом жалобно, весело завопила: «Лерка, спаси!», и я понял, кого именно из сестричек я топлю.
Верка между тем начала, довольно, впрочем, осторожно, дергать ногами, якобы пытаясь вырваться, и в какой-то момент заветная щелка в обрамлении черных волос мелькнула между ее немного раздвинутыми бедрами очень явно.
Подмоги с берега не появилось, так что завершение черного дела последовало без помех: Верка оказалась лежащей в воде по самые уши, одна довольная мордочка с зажмуренными на солнце глазами торчит наружу, сарафан, наполовину вымокший, остался на самой кромке воды, панамка плавает на поверхности рядом с грудью.
Не удержавшись, я на секунду остановился, разглядывая обнаженное девичье тело, прекрасно видное сквозь тонкий слой прозрачной озерной воды. Сверху оно было еще не очень зрелым, под небольшими грудями с заметно напрягшимися сосками видны были ребрышки, но ниже четко очерченной талии никакие детали скелета наружу уже не проглядывали, а то, что их прикрывало, было очень округлым и аппетитным. Однако азарт еще не прошел, и, удовлетворенный результатом, я оставил жертву выпутываться самостоятельно, а сам в два шага навис над Леркой.
Та как раз встала на четвереньки, собираясь то ли убежать, то ли прийти на подмогу утопающей сестре. Зрелище было презабавное: сарафан прикрывает лишь попу, вся верхняя часть открыта, грудки висят вниз, на физиономии – веселый ужас. Но ни разглядывать её прелести, ни разбираться в ее намерениях мне было недосуг. Ухватив девушку поперек живота, ненароком прижав к ней своей рукой сарафанчик, я уложил ее, пищащую, в воду, лицом вниз, рядом с Веркой, а сам, сделав три длинных прыжка по мелководью, нырнул.
Вынырнул метрах в десяти и посмотрел на девчонок. Те, сверкая голыми попками, смеясь, выбирались из воды. Оглянулись и, увидев мою голову, погрозили ей кулаками: Впрочем, более тяжких последствий, судя по настроению жертв, ждать не приходилось.Сделав еще пару гребков, встал на ноги и пошел к ним.
Девушки тем временем встряхивали мокрые, скомканные сарафаны, не обращая ни на свою наготу, ни на мое при сем присутствие никакого внимания. Наконец, раскинули мокрые тряпки по ветвям кустов, при этом Лерка (или Верка?) повернула ко мне через плечо личико и, состроив обиженную рожицу, показала язык. Я