насколько кто-либо мог себе представить. В Чикаго работало более 300 сотрудников, и он был отправной точкой для того, чтобы добраться до штаб-квартиры корпорации в Нью-Йорке. В Сан-Мигеле работало 65 сотрудников, и костюмы и галстуки не поощрялись, если только корпоративные дроны не прилетали из штаб-квартиры. Работа в этом офисе была долгожданным облегчением после Чикаго, и я довольно быстро втянулся в рутину...та же работа, новые лица.
Работать на Питерсона было мечтой. Он был на 40% менеджером и на 60% болельщиком. Он установил невероятно высокие стандарты для своих сотрудников, а затем потратил большую часть своего времени, убеждая их, что они могут это сделать. В результате наш офис имел самую высокую норму прибыли в компании. Я смог встретиться и пообщаться со всеми сотрудниками, даже изобразить смех над типичным офисным юмором. Но внутри я держался особняком, ни на секунду не теряя бдительности в отношении своей личной жизни. Я жил внутри стеклянной будки.
А потом пришло оцепенение.
Я всегда был человеком, который наслаждался своей жизнью, но теперь... ничего. Временами мне почти казалось, что люди слышат, как сухой ветер дует сквозь дыру в моей душе. Раньше я был открыт и чувствовал себя комфортно практически в любой ситуации, но теперь я был замкнут и насторожен.
Единственное удовольствие, которое я получал, - это находиться рядом с Колин и девочками. Меган, Молли и я заключили сделку. Каждый вечер после ужина я помогал им с домашним заданием, учил складывать и вычитать, учился читать главы в книге. Они, в свою очередь, научили бы меня всем шуткам типа "Тук-тук", известным человечеству. Они настояли на том, чтобы мы с Колин уложили их вместе, прежде чем позволить выключить свет и лечь спать. После этого мы с Колин сидели вместе в гостиной и разговаривали, или смотрели телевизор, или читали, или ничего не делали, просто сидели на диване рядом друг с другом, прежде чем лечь спать.
Хуже всего было ночью. Я не спал один почти шесть лет, и именно тогда все вернулось на круги своя, все образы, все мысли. Некоторые были реальными картинками из моей памяти, другие - картинками из моего воображения, постоянно воспроизводящимися в бесконечном цикле, пока я не перестал различать. Но теперь они ничего не значили для меня. У меня не было никаких чувств, ничего хорошего, ничего плохого... только мысленные картинки, которые просто так не исчезали.
Осталось только оцепенение.
Жизнь превратилась для меня в бесстрастную рутину. Рутина была тем, в чем я отчаянно нуждался. Днем, когда я был в офисе, Колин была дома. После смерти Билла Колин продала бизнес, и, учитывая это и страховку жизни, она и девочки были обеспечены в финансовом отношении. Это дало ей время стать полноценной мамой и заниматься тем, что она любила больше всего, пока они учились в школе. Колин была иллюстратором. Она проиллюстрировала семь детских книг, ни одна из которых не стала бестселлером, но она гордилась ими, и это было справедливо. В промежутках она предоставила фрилансером пару сотен рисунков нескольким компаниям, производящим поздравительные открытки. Все это позволяло ей работать дома и устанавливать свой собственный график.
Живя вместе, мы становимся странной семейной ячейкой. Каждое утро я прощался с девочками, когда они сидели за столом и завтракали. Колин встречала меня у двери и отправляла обратно в мою комнату, чтобы я избавился от этого отвратительного галстука или надел подходящие носки. Она все еще мешала мне унижаться на публике.
Субботним утром девочки рано вытаскивали меня из постели и тащили полусонного на диван. Там я ложился, а они ложились на меня сверху и смотрели
Какая же Аринка хорошенькая 
webmaster@3iks.ru