папа улыбаются, глядя на меня. Первый поцелуй, встреча рассвета. Дима объясняется мне в любви... Как же там хорошо, как же я хочу вернуться туда!
Я прихожу в себя в душевой моей кельи. Я сижу, прислонившись к кафелю спиной. Болит все, такое ощущение, что меня били. А может, и били, кто их знает. А потом меня тошнит, рвет их поганой спермой. Я извергаю из себя эту скверну и буквально выползаю из душевой, падаю на кровать. На столе лежат деньги, много. В чем им не откажешь, так это в щедрости. Когда мне первый раз сунули деньги, я спросила Хозяина, что мне с ними делать.
— Оставь их себе. Деньги, что ты получила за работу своих дырок, мне не нужны, - холодно бросил он.
Что ж, пусть будет так. На воле деньги понадобятся, мне как то нужно будет устраивать свою судьбу, как-то жить дальше.
ХХХ
После нового года меня оставляют в покое. У хозяина новая игрушка, наглая, разбитная девица, она попала сюда за торговлю наркотой. Теперь пользуют её и, мне кажется, ей нравится. Я все так же живу в «отеле», хозяина почти не вижу. Так проходит полгода. И меня вызывает Хозяин. Я захожу к нему в кабинет и молча смотрю на него.
— Ну, что, шлюха, завтра на свободу? С чистой совестью?
Я молчу, мне нечего ему сказать. Он пристально смотрит на меня.
— Оленька, золотко мое, что ты такая грустная? Может, изобразим по старой памяти замысловатую фигуру из «Камасутры»? Ну, иди к дяденьке, встань на коленки и поработай нежным ротиком... Кому я говорю, тварь?!
Я, тяжко вздохнув, шагнула к нему.
– Стой, где стоишь... – презрительно бросил Хозяин. – Хорошо я тебя выдрессировал, шлюха?
Он рассмеялся, а я невольно вздрогнула, его смех всегда казался жутким. Не должны такие люди смеяться...
— Не любишь ты меня, шлюха?!
Удивлённо приподняла бровки.
— Разве вам нужна моя любовь, Хозяин?!
Этому шакалу захотелось чувств. От меня?! Не дождется... Его я даже уже не ненавижу, я просто каждодневно хочу, чтобы он подох в мучениях.
— Нет, конечно. Главное, что ты ножки расставляла, да хуй мой сосала старательно.
Унизительно... Хозяину нравится меня унижать, наверное, так он еще в большей мере ощущает свое могущество, балдея от моей вынужденной безотказности и своей безнаказанности. Захотелось шипеть змеей, но я лишь улыбнулась ему.
— Все, вали отсюда.
И я ухожу. В день освобождения я иду в спец часть, получаю справку об освобождении и деньги за работу в швейном цеху. Да, я все время числилась там, и мне начисляли зарплату, часть которой уходила взыскателю – тому мужчине, которого я сбила. Я выхожу за ворота. При мне минимум вещей, там, в шкафу моей кельи остались платья, нижнее белье, много вещей, но я ничего этого не взяла. К черту, не хочу. Со мной только наличные и те драгоценности, что мне дарили мои ёбари. Эти цацки я сдам в ближайший ломбард. Я иду по дороге и дышу воздухом свободы. Там, у колонии есть остановка общественного транспорта, но я не хочу ждать, не хочу ни минуты быть рядом с этим страшным местом. Рядом останавливается машина. Это Николай Иванович, большой чиновник.
— С освобождением, Оленька! Садись, я тебя подвезу.
Почему нет? Прыгаю на переднее сидение.
— Может быть, заедем ко мне? Отметим твое освобождение. Потрахаемся, я доставлю тебе удовольствие...
Я пристально смотрю на него.
— Вы и в правду считаете, что я получала удовольствие от секса с мужчиной, который мне в дедушки годится? У вас ведь есть внучки моего возраста, подумайте, получили бы они удовольствие от траха с шестидесятилетним мужиком? Меня заставляли