Моя борьба с "пагубным пристрастием" вышла на новый уровень. Я уже сама пыталась отказаться от «убивающей» меня привычки, очиститься, быть правильной девочкой. Но мама зациклилась на этом. «Ты опять себя трогала!» - вопила она, если я задерживалась в туалете.
Я засыпала под её надзором, руки на одеяле. Мои контакты в школе были под строгим контролем; «никаких мальчиков, ещё не хватало здесь, ты и так как шлюшка только об этом думаешь!».
Если бы она успокоилась и молчала, я не думала бы об этом так часто. Я ненавидела свой бугорок, своё желание, себя, когда я это делала. Я честно пыталась терпеть. Дни, недели. Но удержаться не могла. А после каждого срыва испытывала чудовищное чувство вины и раскаяния, страх перед матерью.
Но она зудела и зудела. Напоминала. А я подросла и в отместку ей стала делать ЭТО ежедневно. В школе, по дороге домой, на прогулке, на лестничной площадке. "Да, мамочка, вот такая я плохая, попробуй меня поймай! Пусть я не буду хорошей женщиной, пусть, пусть!"
Когда у меня начала расти грудь, и пришли регулы мать окончательно свихнулась. Единственная её забота, с которой она ложилась вечером и вставала утром была, чтобы я ни с кем не начала встречаться. «Еще принесешь кого-нибудь в подоле». Контроль был невыносимым. Теперь самоудовлетворение было мне просто необходимым. Более того, оно приобрело теперь настоящий, правильный, сексуальный смысл. Без него я могла покончить с собой, так как вынести всё, что происходило во мне и вокруг меня было нереально тяжело.
Мать не могла уже орать на меня как прежде и ставить в угол, однако зёрна дали всходы. И я сама считала себя глубоко порочной, пропащей. Общалась с отщепенцами, курила, махнула на себя рукой, плохо училась. Из-за моей "пагубной привычки" из меня не могло получиться ничего стоящего, и я ни к чему и не стремилась. Я знала, что с таким "дефектом" как у меня, моим нездоровым влечением к своим половым органам в этой жизни у меня одна дорога, по словам мамочки, - на панель. И мне осталось только подождать, когда я до неё дорасту.
Жар, жар, жар.
Только тело моё никогда не подводило. Повзрослев, я поняла, что мои приятные ощущения не итог действия сами по себе, а средство для целого механизма, призванного заставить людей размножаться. Не было бы наслаждения разве бы кто-то согласился этим заниматься? Скорее всего нет. Тем более женщины, которые терпят при родах такие муки.
Я не примирилась с собой, не простила свой порок, знала, что занимаюсь низким, отвратительным делом, но предпочла наслаждение плюс стыд, мукам воздержания и… стыду.
Стыд оставался в любом случае.
Когда мне было восемнадцать, мать уехала на похороны, в первый раз в жизни оставив меня одну в квартире. Это был непередаваемый кайф! Я ходила по дому совершенно голой, одевала легкие шали и платки, примеряла юбки, оставляя голой грудь. Я танцевала под радио перед зеркалом, и конечно, конечно, конечно! Везде! Даже на материной постели. Тот раз был особенно приятным! Я размазала свой сок по ручке её подголовника и не стала вытирать.
Кажется, за эти два с половиной дня со своей безудержной мастурбацией я перестаралась. С ужасом почувствовала, как на третье утро внизу живота у меня резко и сильно заломило. Я была в панике. И раскаивалась как никогда чистосердечно.
Раскаяние, раскаяние, раскаяние.
Я встретила мать, умываясь слезами: «У меня там болит! Мамочка, спаси»!
— Я тебе говорила, тварина, это всё твоя паскудная привычка, за что мне такое наказание! - запричитала родительница.
Но врач, врачи, ведь мы прошли несколько, успокоили,