— Ну как тебе сказать? — ответил папенька. — Нет, он штатский. Но он сможет полностью обеспечить тебя. А мои дела плохи. Поместье не дает должного дохода, и службу я в скорости должен буду оставить...
Ивану Матвеичу было немного за сорок, однако выглядел он, словно ему далеко за шестьдесят. Согбенный и мешковатый, с одутлыми щеками и тусклым взглядом. Свадьбу сыграли к Покрову, после венчания и праздничного застолья молодожены отправились в опочивальню. Точнее, первой отправилась Дашенька. Марфа, теперь ее закадычная подруга, помогла ей, как всегда, раздеться, подмигнула и пожелала удачи. Явился и сам Иван Матвеич. Дашенька затаила дыхание в предвкушении того, что сейчас она увидит ту самую «оглоблю», однако Иван Матвеич задул все свечи и разделся в полной темноте. Лишь в тусклом свете из зашторенного окна был виден неясный силуэт.
Муж приподнял одеяло, устроился рядом. Дашенька не была возбуждена, совсем не так она представляла себе первое соитие. По рассказам Марфы это должна быть неистовая страсть, потоки ласки, чередование нежности и грубости, податливости и подчинения. Ничего этого не было. Только прикосновение холодных рук, потом грузное тело навалилось на нее, придавило, стало трудно дышать, что-то прикоснулось к ней внизу живота и тут же, пульсируя, теплая жидкость оросила промежность. Не сказав ни слова и даже не поцеловав, Иван Матвеич поднялся, забрал свою одежду и ушел к себе...
— Ну как? — спросила утром Марфа, явившись к Дашеньке на утренний туалет.
— Никак! — ответила Дашенька и расплакалась.
Она приподняла до пупа край ночной сорочки:
— Сделай...
Прошла осень, зима и весна, а Дашенька все оставалась девственницей. Иван Матвеич был занят своими делами. Он навещал Дашеньку в опочивальне примерно раз в десять дней. Его уд был вельми короток и не имел должной упругости. Мало того, холостой выстрел происходил, едва он направлял его в лоно своей нареченной. По-прежнему Дашенька довольствовалась тем, что ее удовлетворяла Марфа, либо она делала это сама, как ее научила служанка и подруга.
Наступил июнь, пора сенокоса. Стояла жара. Дашенька к тому времени полюбила верховые прогулки. Ей нравилось скакать в мужском седле, но не в брюках, а в длинном платье, под которым не было порой даже нижней юбки. Ей было приятно прижиматься к седлу голым телом, тереться об него во время скачки, касаясь сикелем твердой кожи, чувствовать, как из нее сочится влага, струится по крыльям седла, по бедрам, остывает и холодит ее, когда ветер проникает под юбку...
Ранним утром, скача по стерне, она доехала до еще не скошенной части луга, где трава поднялась чуть ли не в человеческий рост. Там работал косец. «Вжик, вжик!» — звенела коса. Мужик косил размашисто и ритмично. Дашенька залюбовалась его работой. Точнее, не работой — самим мужиком. Она остановила коня и смотрела на полуголого человека в одних портах с загорелой мускулистой спиной, крепкими руками, длинными волосами и окладистой бородой. На вид мужчина был даже старше её мужа, но фигура его и энергия, с которой он работал, говорили о богатырской силе и могучем здоровье.
Косец остановился, достал из поясной сумки оселок, принялся точить косу. Конь Дашеньки фыркнул в это время. Видимо, только сейчас косец заметил, что он не один на лугу. Обернувшись, он посмотрел на всадницу, отвесил низкий поклон. Дашенька улыбнулась в ответ.
Она повернула коня и объехала луг, чтобы не топтать траву. Дашенька ехала легкой рысью, а в глазах ее все еще стоял образ мужчины с мускулистой спиной, блестящей от пота. Солнце поднималось все выше, становилось жарко. Дашенька развернулась и проехала шагом по небольшой тропинке, которая
Тебе понравится 
webmaster@3iks.ru