Джуди и моя мама, Леа, сразу же подружились, а Шэрон, в считанные секунды, очаровала моего папу.
Мама бросила взгляд в мою сторону, когда ее впервые представили Шэрон, и я знал, о чем она думает. Насколько она знала, я расстался с женщиной по имени Мерседес, а это явно была не она. Я был уверен, что мне придется прояснить это позже.
* * *
Когда Брюс Кинкейд вошел в комнату, где мы все сидели, я наполовину ожидал услышать звуки труб, играющих рюши и переливы. Я практически слышал салют из 21 пушки, который был произведен на их заднем дворе, площадью в десять акров.
Мистер Кинкейд отослал всех своих помощников по делам и сбросил пальто, прежде чем посмотреть мне в глаза. Он пожал мне руку, затем сделал то же самое с моими родителями и крепко обнял Шэрон. Только тогда он даже приблизился к улыбке. Значит, по крайней мере, он ее любил. Мне было интересно.
После знакомства и некоторого общего обсуждения, отец Шэрон пригласил меня пройти с ним в его кабинет, который находился в коротком коридоре от гостиной. Мы с Шэрон уже говорили об этом и о том, как мы собираемся поступить.
* * *
Когда мы вышли, я был немного потрясен высокомерием этого человека и его уверенностью в том, что только он может определить, что сделает его дочь счастливой в жизни, а что нет. Он был совершенно уверен, что ковбою-пилоту не стоит даже думать о том, чтобы претендовать на место мужа.
Я снова сел рядом с ожидающей меня Шэрон и улыбнулся ей. Она ответила на мою улыбку, одной из своих собственных блестящих улыбок. Я кивнул. Все прошло примерно так, как она предупреждала меня.
Мистер Кинкейд подошел к серванту и налил себе в штоф, изрядное количество бренди, а затем устроился, в обитом кожей, вращающемся кресле у камина.
— Ну... как все прошло? — громко спросила Шэрон.
—.. . Предложил мне двести пятьдесят тысяч, чтобы я улетел из Анкориджа на ближайшем самолете и никогда не возвращался, — доложил я.
Кинкейд изумленно поднял глаза. Я не должен был этого говорить.
— ПААААПААААААААААА! — завопила Шэрон. — Ты предложил ему всего лишь столько?
Она закрыла глаза руками, очевидно, плача от неверия.
— Я оскорблена... ты оскорблен? — продолжала она, повернувшись ко мне лицом.
Она бросила плакать, как ни в чем не бывало.
— Да! — торжественно ответил я, кивая головой.
— ПАПА! — горько пожаловалась она, обернувшись к отцу.
— Как ты мог! Жалкие двести пятьдесят тысяч? Разве ты не любишь меня, папочка? — Она напустила на себя надутый вид. — Я стою гораздо больше, чем это... Папа, ты должен предложить Мэтту.. . по крайней мере, десять миллионов.. . двадцать миллионов! О чем ты думал?
При первых же ее словах, челюсть Кинкейда упала на грудь. Он попытался прийти в себя.
Шэрон не позволила ему, найти способ возобновить наступление. Она встала и подошла к нему. Выражение ее лица говорило о том, что она не шутит.
— Папочка, дорогой, — с хрупкостью сказала она, — давай все проясним. Ты можешь смириться с тем, что я буду со своим мужем до конца наших дней... или, папочка, ты можешь получить обратно принцессу-сучку, которая превратит твою жизнь и жизнь всех твоих друзей и партнеров, в ад, — злобно сказала она, обвиняюще ткнув пальцем в грудь отца.
— Что ты выберешь... папочка? — угрожающе спросила она.
Мистер Кинкейд оглядел нас со всех сторон. Он был более чем умен. Он видел, что его дочь подстроила всю эту неловкую сцену, и теперь знал, что она не намерена меня отпускать. Он
Любимая тетя Тая 