. то завтрашний день, мог бы просто никогда не наступить, — грустно ответил я. — И еще лесбиянство Стефи, которое ей нужно было понять... было не тем, чем она думала! — добавил я. — Это, кажется, сработало... но я не уверен насчет того, что она... эээ... вбила клин между нами.
Я замолчал на мгновение.
— Сработало ли это для тебя? — мягко спросил я.
Она вздохнула.
— Я не знаю, — грустно сказала она.
— Может быть..., — тихо размышляла она. — Если мы переживем завтрашний день... может быть, это сработало... как раз достаточно!
— Но я точно не планировала, что Стефи влюбится в тебя так же сильно, как я, — капризно продолжила Мерседес. —.. . Или ты в нее...
Я ничего не мог сказать. Все было так чертовски сложно.
Некоторое время мы молчали.
— И ты знаешь о Стефи, обо мне и танцах...?
— Знаю... вы росли вместе, начали танцевать, когда тебе было четыре, а она была чуть младше... и с тех пор, ты почти всю жизнь готовилась к гастролям с труппой в Филадельфии. Я знаю..., — сказал я.
— Может быть, я могла бы остаться здесь... и найти...
— Нет... не получится, дорогая, — перебил я. — Нет ничего лучше, чем возможность, которую ты имеешь в Филадельфии... не здесь. Я не могу отнять у тебя мечту, которая была у тебя всю жизнь... это было бы нечестно... и через некоторое время, ты начнешь задаваться вопросом, что было бы... и это вызовет проблемы между нами, как бы мы ни пытались бороться с этим...
Я сделал глубокий вдох и выпустил его.
— А если бы я поехал за тобой в Филадельфию, ты была бы так занята работой над своими танцами, что у нас не было бы времени проводить друг с другом... и все эти гастроли, путешествия и прочее...
Я снова вздохнул.
— У нас бы и это не получилось, детка.
Мы могли бы обсуждать это и дальше, снова и снова ходя по одним и тем же кругам, но тут раздался стук в дверь.
Стефи всхлипнула один раз, пытаясь контролировать свой плач, но не очень успешно.
— Можно я буду спать с вами? — жалобно спросила она.
Стефи планировала оставить нас с Мерседес на ночь вдвоем, но одиночество и завтрашняя разлука, очевидно, причиняли ей слишком много боли.
— Конечно, милая, — тихо сказал я, взглянув на Мерседес.
Она кивнула.
— Подойди и дай мне обнять тебя, хорошо? — сказал я Стефи.
Она с благодарностью забралась под одеяло и прижалась ко мне. Я перевернулся на спину, а девочки положили свои головы мне на плечи. У нас не было секса, но мы стали близки как никогда.
* * *
После того, как Мерседес и Стефани уехали, я был потерян. Полностью. Полностью. Они не звонили и не писали мне, и я тоже не пытался связаться с ними. Мы все согласились, что это только продлит боль и ничего не решит. Все просто было так, как было. Боже, как же больно.
Я бросил все силы на то, чтобы продать или отдать остальную собственность ранчо. Я продал все стадо скота на ранчо в Кингсвилле. Они собирались добавить их к уже существующему стаду и использовать для привнесения новых генов.
Я продал Джинджер и еще одну трехлетнюю кобылу, семье по фамилии Ингрэм по доллару за штуку. У Фреда и Сары Ингрэм было две дочери, тринадцатилетняя Эмбер и одиннадцатилетняя Памела, которые влюбились в этих двух лошадей. Они и их отец остановились у ворот, увидев однажды, как я надеваю на них путы возле ворот моего участка. Моя рубашка промокла насквозь,