перетряски касается тебя, Райан. Помни, что я всегда был на твоей стороне, и мы всегда были скорее наравне, нежели начальником и подчиненным.
Я был уверен, что у старика сработала шестеренка. Потом понял, что Мелани справлялась с нашими проблемами как взрослый человек. Она не побежала к папе. И она сказала правду в своем соглашении, что я могу сохранить свою работу. Но я не был уверен, что ее отец выполнит это условие, если мы разведемся. Но теперь мой босс, который был директором компании, пытался быть со мной любезным. Он думал, что эта перетряска может означать, что я стану, как минимум директором, а возможно, и вице-президентом.
Я просто улыбался, выходя из его кабинета. Он тоже улыбался. Мне нужно было уладить дела с Мелани, и поскорее. Я дал ей достаточно времени, чтобы остыть. Несколько дней беготни по этому огромному дому в одиночестве должны были все сделать. На сегодняшней встрече я выложился по полной.
Вчера вечером я пытался дозвониться до Табиты. После, по крайней мере, десяти попыток, я, наконец, до нее дозвонился.
– Привет, детка, встретимся в... – начал я.
– Райан, никогда больше мне не звони, – сердито сказала она. Затем захлопнула трубку с такой силой, что у меня заложило уши. Наверное, у всех женщин на планете одновременно начались месячные, – подумал я.
Дверь открылась, и вошел мой фальшивый адвокат-южанин, а за ним – адвокат Мелани. Эти двое казались слишком, черт возьми, приятельскими. Мне это совсем не понравилось.
Через несколько минут вошла Мелани. Если в тот день я думал, что она выглядит хорошо, то теперь был потрясен. На ней было платье с цветочным узором, достаточно облегающее, чтобы подчеркнуть ее крошечную талию и задницу мирового класса, о которой я теперь жалею, что не воспользовался ею в полной мере. Ее ноги всегда были впечатляющими от всего этого бега. Я не мог дождаться окончания этого дерьма, чтобы снова их раздвинуть.
Я продолжал смотреть на ее ноги. Они были такими загорелыми, а ее трусики были такими прозрачными. Потом понял, что на Мелани их нет. Ее ноги просто сияли. Черт, да она вся светилась. Она наклонилась, чтобы пожать руку моему адвокату, и обнажила больше декольте, чем я даже предполагал. Я хотел про себя выругаться за то, что на протяжении многих лет не уделял ей больше внимания. Я начал задаваться вопросом, когда трахал ее в последний раз.
Потом заметил, что все они смотрят на меня. Наверное, кто-то задал мне вопрос, а я даже не подозревал, что обращаются ко мне.
– А? – спросил я.
– Ваша жена изменила свое предложение по урегулированию, – сказал мой адвокат. – Если вы готовы подписать бумаги сегодня, она предлагает вам дом и еще пятьдесят тысяч долларов из своего трастового фонда. Дом стоит почти полмиллиона долларов. Вы должны жить в доме или содержать его по крайней мере три года, прежде чем его продать.
Мой собственный адвокат улыбался мне. Адвокат Мелани улыбался мне, и даже Мелани улыбалась, глядя на меня. Все в ней было неправильно. Мелани была романтичной маленькой слабой женщиной. Из-за разрыва нашего брака она должна быть несчастной и опустошенной. Но она сидела и смотрела на часы, словно куда-то спешит. Она выглядела на миллиард проклятых долларов. Почему, черт возьми, она не несчастна? – задавался я вопросом.
И тут меня осенило. Наши глаза встретились, и она улыбнулась еще шире. Это была не счастливая улыбка. Это была улыбка жалости. В ней был оттенок улыбки акулы. По сути, это была улыбка, которую используют, когда смотрят на умственно отсталого ребенка, смешанная с