Дианной за дверью комнаты для посетителей, пока я сначала посижу с мамой, а потом с сестрой. Обе женщины решили встретиться со мной. Комната была похожа на то, что вы можете себе представить, посмотрев фильмы: простой зеленый ковер, металлический стол и стулья, привинченные к полу, хотя одностороннего зеркала, которое я мог видеть, не было, но в одном углу была видеокамера. Офицер, который сопровождал меня, указал на нее и дал мне понять, что это было только видео, чтобы они могли убедиться, что никто не пострадал.
Примерно через пять минут в комнату вошла моя мама, одетая в коричневый комбинезон и белые туфли. На нее надели наручники, и меня спросили, хочу ли я, чтобы ее приковали наручниками к скамье, на что я ответил отказом. Помимо одежды, моя мать выглядела так, словно за последние пару месяцев постарела лет на двадцать. Ее волосы были стянуты сзади, но не ухожены, глаза казались запавшими, а на губе красовалась пара крошечных шрамов. Наконец, она села на сиденье напротив меня, а охранник вышел и закрыл дверь. Она просто посмотрела на меня. Я не был уверен, кто собирается начать, но она опередила меня.
— Как Дианна?
Я ожидал вопросов обо мне, возможно, обычных извинений. Вопрос о Дианне не был первым вопросом, который я ожидал услышать от своей матери.
— Она хорошо. Она снаружи, и она беременна.
На мгновение ее взгляд стал суровым, затем она расслабилась.
— Беременна, я не знаю, имею ли я право спрашивать.
— Нет, ты не имеешь. Ты утратила все материнские права, которые у тебя когда-либо были, из-за того, что ты сделала, потворствовала, поддерживала или игнорировала то, что было сделано с Дианной или со мной. Однако, отвечаю на твой вопрос — на данный момент, мы не знаем. Мы надеемся, что это мой ребенок. Однако после той ночи мы знаем, что это может быть Роджер или Грег.
Она кивнула, просто выглядя сломленной, — Гарри, я… — она замолчала
Я заполнил этот пробел. — Я буду честен. Я не знаю, как мне теперь называть тебя — мамой или Мартой. Во мне так много гнева против всех вас. Вы все причинили боль женщине, которую я люблю. Так что я признаю, что за последние несколько месяцев я называл тебя намного хуже. Часть меня хочет называть тебя мамой, но я просто не думаю, что ты, черт возьми, этого заслуживаешь.
Она снова кивнула:
— С Мартой все в порядке.
— И предвосхищая вопрос, который ты собираешься задать в следующий раз. Да, мы оставим ребенка, несмотря ни на что. Если ребенок не мой, тогда я буду любить его каждой частичкой своего существа. В отличие от того, как твой придурок муж обращался и воспитывал меня, этот ребенок познает любовь.
— Значит, Дианна рассказала тебе?
— Да, это вышло наружу. Как ты могла, мама! Я имею в виду Марту, похоже, все знали, что я не сын Роджера, кроме меня. Как ты могла столько лет хранить от меня такой секрет! Я знал, что у меня другое телосложение, но, честно говоря, никогда не подозревал, так как просто думал, что получил свои гены от твоей семьи; однако, это не тот ебаный случай, не так ли?
Она на несколько мгновений отвела взгляд и поднесла руки к лицу, чтобы вытереть слезы. Я посмотрел на нее без сочувствия. У меня в кармане были салфетки, но она не получила их от меня. Она оглянулась на меня и, казалось, что-то взвесила, а затем пришла к какому-то решению.
Она смотрела на стену, когда рассказывала мне, откуда я родом.
Ирма. Дорога домой 