«мерина» не в счет. И еще пара-тройка десятков человек, которые натерпелись от меня по мелочи — тоже не в счет. Быльем уж все поросло... В общем, лежу и страдаю, но вдруг слышу рядом с собой шевеление, и догадываюсь, что оно не к добру.
И точно: подхватывает меня Пятница подмышку и молча тащит по направлению к спальне. Ноги мои болтаются, как веревки, волочась по полу, потому что я устал сопротивляться. Что толку-то в этом сопротивлении? Сил нет, башка разбита, а теперь и нос в занозах... Да и горилла эта всяко сильнее меня. Открутит она мне головенку и не поморщится. Посему — подчинюсь-ка судьбе, хоть она меня и не любит. Устал я... Тишины хочу.
Пятница швыряет меня на койку и повелевает:
— Являй еладчок!
— Ага, щас... Разбежался! — отвечаю злобно, решив уйти в оппозицию. Вроде и нет сил к сопротивлению, но душа мужская, боевая, не позволяет окончательно сдать позиции. Истинный воин никогда не ссытся перед лицом опасности!
— Являй по-хорошему! — хмурит брови Пятница и разминает широкие плечи, заодно играя мышцами пресса. Для устрашения.
Мужская душа боевая скукоживается до размеров атома при виде стальных мускулов под кожей Пятницы, вследствие чего руки истинного воина сами расстегивают ремень, а вялый елдачок стремится на волю.
Стерва смотрит на орган, облизывается хищно и спрашивает:
— Что Пятница должна сделать, чтобы елдачок превратился в елдак? И не ври про полтора метра, Пятница не дура... В рот взять?
— Делай, что хочешь, — выдыхаю я и раскидываю руки в стороны.
Что ни говори, а настойчивости этой дурынде не занимать: опускает она голову в район моего паха, берет елдачок в рот, и он, подлец, стремительно приобретает размеры. Молодость берет свое — хрен встает даже в минуты смертельной опасности, особенно по мановению языка.
Пятница занята отсосом, а я, с трудом ворочая извилиной, размышляю о том, как мне избавиться от нежданной напасти в виде голой и не вполне приветливой бабы. Но вскоре мысли начинают путаться уже не столько от боли в голове, сколько от удовольствия — мадам настроена решительно; она, хоть и не профессионально, но довольно сносно, полирует член почти без остановок на «продохнуть». Спустя пару минут «перековки меча на орал», Пятница уже не кажется мне нежеланной гостьей в спальне. А что? Пускай работает! Вполне себе... — ох, мля!.. — вполне себе неплохо... Очень даже хорошо!
Однако женщина отрывается от приятного занятия и лезет на меня сверху. «Ой-ей-ей! — паникую я. — Раздавит ведь!..»
Забралась и просовывает руку под себя, хватаясь за причиндал с явным намерением меня изнасиловать без спросу. Я в принципе-то не против, но все равно сучу ногами: вступать с Пятницей в половую связь без защиты — все равно, что совать ногу в реку, кишащую крокодилами! Кто ее знает, с кем она жахалась до меня? Да и вообще, обычно я сам являюсь зачинщиком траха, а сейчас моего мнения никто не спрашивает, что как-то непривычно, и, я бы даже сказал, оскорбительно...
Но не успеваю я моргнуть, как уже оказываюсь внутри Пятницы. Она опускается на меня мощным крупом, вжимая страдающее тельце в кровать, и замирает. Видимо, привыкает к новым ощущениям... Мне тяжело, но я терплю. Проходит пять секунд, десять — а она все сидит, не двигаясь. Зато секунд через пятнадцать происходит то, отчего я чуть не наваливаю кирпичей прямо под себя: Пятница вдруг резко выгибает спину и орет благим матом:
— О-уо-уо!!! О-уо-уо!!! О-уо-уо!!!
У меня от этих звуков, больше всего похожих на вопли раненного Кинг-Конга, кровь стынет в жилах!
Цветок 