от колен до шеи. Потом он разворачивался и шел в обратном направлении, стараясь не пропустить даже малейшей детали их внешности.
— Ты, - мужчина ткнул арестантку в грудь, - на выход.
Женщина с обвисшей, опустевшей как выдухновшийся воздушный шарик грудью нагнулась, подобрала одежду и вышла. До арестанток начал доходить смысл процедуры, чувство достоинства подверглось тяжелому испытанию. Офицер пристально рассматривал груди заключенных, от скудного питания подкожный жир уже не придавал упругости и привлекательной формы, но некоторые красотки чудом сохранили женственность. Ареолы сосков у каждой заметно вытянулись, кожа истончилась и подернулась сеткой растяжек. Смотрины этих исхудалых арестанток не доставляли бы особенного удовлетворения майору, если бы не сопровождались демонстрацией собственного превосходства перед их полным бесправием. С неприкрытым вожделением он рассматривал бедра женщин, их густо заросшие промежности и втянутые от голода плоские животы.
— Кру-у-Гом! – торжественно скомандовал офицер, переходя к самой приятной части процедуры.
Двенадцать раздетых женщин, самых крепких и выносливых из всего лагеря, одновременно развернулись и безропотно стояли, позволяя разглядывать себя самым бесцеремонным образом. Пресыщенный пороком офицер расхаживал вдоль строя и останавливался, чтобы получше оценить достоинства своих пленниц.
В процессе проверки он не избегал руками проверять зрительное впечатление, оглаживая женские выпуклости. Совершаемое доставляло мужчине заметное удовольствие, в его голосе появилась хрипотца и мелкая, едва заметная дрожь.
— Ты, - офицер ткнул арестантку в спину, - ты... ты... и ты. Оделись и вышли вон. Остальные Кру-у-Гом!
Последнюю команду офицер отдал с такой бравадой, что стало понятно: мероприятие подходит к концу, а результаты сильно порадовали его сиятельство. Девять голых женщин сомкнули ряды, кроткая покорность судьбе отражалась на их окаменевших лицах, ни одна не смела даже словом, даже взглядом перечить майору НКВД.
- Ты, сисястая, - мужчина с высокомерной усмешкой обратился к первой в строю арестантке, - дойки свои приподними, так... а теперь сожми их с двух сторон, ага... помни их...
Женщина послушно исполняла прихоть тюремщика, она без видимого удовольствия сминала тяжелые сиськи, трепала бесчувственные соски и взвешивала в ладонях внушительные объемы. Майор остался доволен представлением и не скрывал восставшего бугра в галифе.
— Ты, - офицер указал на толстенькую, невысокую брюнетку с грудями разной величины, - жопу покажи еще раз, будь добра...
Холодная вежливость в голосе офицера напугала бедняжку. Скептически оценивая свою внешность, она не понимала, почему майор до сих пор еще не прогнал ее в коридор, избавив от унизительной процедуры. Не усердствуя больше, чем диктуется необходимостью, женщина развернулась и неумело прогнула спину, чтобы удовлетворить просьбу офицера. Она обладала такими удивительными пропорциями, что широкий таз в этой позе не казался излишне мясистым и в отличие от худышек внушал неподдельное желание. Майор крякнул от удовольствия.
— Половинки разведи, будь добра.
Женщина, сгорая от стыда, завела руки, вцепилась пальцами в упругие ягодицы и развела их в стороны максимально широко, чтобы не вынуждать офицера повторять свое приказание. Вызванная полной безнадежностью покорность заглушала чувство стыда, хотелось здесь и сейчас угодить тюремщику даже ценой бесчестия. Ложбинка между сдобными выпуклостями была покрыта черными жесткими волосками, переходящими в густую поросль в районе влагалища, а мышечное колечко ануса казалось нетронутым и невинным.
— Очко рабочее?
Женщина стояла неподвижно и молчала, людям ее класса не присуще было понимание смысла заданного вопроса.
— В жопу ебешься? – потеряв терпение закричал майор.
— Нет, нет, клянусь...
Упиваясь собственной властью над бесправными женщинами, майор несколько раз давал самые унизительные задания, на свое усмотрение оскорблял их и в запале негодования прогонял несообразительных конкурсанток в коридор, запрещая в отместку подбирать одежду. В конце концов
Ленка и мой первый раз 
webmaster@3iks.ru