— Как ты? - с трудом я подобрал слова, не способные лишний раз ранить Юлю.
— Хреново... болит все... Да Верка еще...
Какие претензии были у соседки к моей матери мне так и не удалось понять, пока она не продолжила.
— Обычно, когда они не по одному приходят, мы с Веркой...
Я вопросительно посмотрел на Юлю в упор, до последнего отказываясь верить в собравшуюся у меня в голове версию.
— Да, да, чего ты смотришь? Не знал?
Только и оставалось мне, что разинув рот замотать головой.
— Она - баба одинокая, а мужчины они видные и очень выгодные... А вчера я не доглядела, как ей подливают, пришлось одной с тремя справляться...
Юля села на кровати, поджав коленки к груди, и тоскливо посмотрела в окно. От ошеломляющих откровений голова шла кругом, а отсутствие какой-либо одежды совершенно не позволило скрыть так не своевременно образовавшийся стояк пока соседка жалобно поверила меня в тайну вчерашнего кавардака. С мученическим видом, но похотливым придыханием она в мелких подробностях рассказала как фронтовики напоили и облапали их, еще одетых, как мама перебрала и ретировалась, как оставшуюся в меньшинстве Юлю сначала по очереди, а потом и все сразу растрахали гости, как члены сменялись в ее рту и промежности, не уделяя должного внимания простейшим правилам гигиены.
— Оооо, это, дружок, не ко мне, - злорадно, с видом отдавшей с лихвой все долги родине, сказала Юля, указывая на мой затвердевший орган.
Вот на такой печальной ноте я и покинул комнату Юли. Ранним утро, любой из великовозрастных соседей мог бесцельно бродить по коридору, а что еще хуже, сидеть на кухне прямиком напротив нашей двери. Но это простейшее умозаключение застало меня, когда я длинными, как римский марафонец, шагами на носках скакал вдоль коридора. Так никого и не встретив, скача галопом с торчащим членом, я благополучно вернулся в свою комнату, где меня могла поджидать еще одна опасность. Но и здесь удача сопутствовала смельчаку. Адреналин тряс мое тело сильнее, чем утренняя прохлада в объятиях Юли, сон совершенно утратил свои чары. Я выглянул из-под одеяла и в утреннем свете обнаружил, что мама преодолела ту стадию жеманности, когда она прячет под одеялом свое пьяненькое личико, а если привычка и сохранилась, то касалась исключительно лица, но отнюдь не всего остального тела. После шокирующей новости сегодняшнего утра любоваться ее оттопыренной в мою сторону попой больше желания не возникло.
Так, на моих глазах трудовое советское утро вступило в свои права: по коридору зашаркали тапки, на кухне задребезжал старый чайник и механический будильник разбудил маму на работу. Не стоило особых усилий, чтобы разобрать разговоры харчующихся о событиях прошедшей ночи, но следует отдать должное, соседи выражали скорее сочувствие, чем презрение к любимице влиятельных товарищей.
День, такой же насыщенный и захватывающий, какой он обычно бывает у советских школьников, пролетел быстро, но утренние откровения не выходили из головы. При первой же возможности, после наскоро подготовленного домашнего задания я воспользовался случаем зайти к Юле. В комнате было прибрано, а сама она сидела, бездвижно уставившись в окно на серые ряды одинаковых домов с арками вдоль Василеостровской.
— Это я, - сказал я, стараясь не напугать постоялицу комнаты, - как ты себя чувствуешь?
— Плохо... Да еще погода такая... Люблю солнышко...
— Может тебе чем-нибудь помочь?
— Да нет, спасибо конечно, я уже сама справилась, - грустно улыбнулась Юля.
Разговор явно не клеился и я готов было уйти, когда она смягчилась и попросила меня сесть на кровать.
— Вовчик, ты такой хороший... Не становись таким животным... никогда... Хорошо?
Мои университеты 