заявление, но он все равно ходил задумчивый весь день, а я чувствовала себя неуютно.
Вчера, однако, произошли изменения. Я познакомилась с прекрасно воспитанным джентльменом, который мне помог, когда я поскользнулась на мостовой. По правде говоря, он не дал мне упасть, а потом сопроводил до ближайшей кофейни, пригласив что-нибудь выпить, чтобы я успокоилась.
Я нашла его крайне симпатичным. Он примерно ровесник мне и очень крепко сложен. Недавно он прочел очаровательный труд г-на Кэрролла и оценил его идею, как выразился джентльмен, свободно рассуждать о «королях и капусте», что означает полную свободу в выборе темы. В ответ на это я, к его восторгу, согласилась, извинившись лишь за то, что в разговоре позволяю себе высказывания, которые обычно не приличествуют дамам.
— Но это как раз то, чего я искал, дорогая, — воскликнул он с совершенно очарованным видом, превознося мое лицо, фигуру и мое платье.
— Признаюсь, мадам, — добавил он со всей серьезностью, — что я и моя жена являемся, как говорят, либертарианцами и собрали узкий круг свободомыслящих господ для, — можно ли так выразиться? — того приятного времяпрепровождения, которое осуждается широким обществом, или же, говоря иначе, для того, чтобы пытаться это делать, поскольку редко когда удается найти такую возможность. Могу ли я вас пригласить повстречаться с моей супругой? С ней вы сможете беседовать даже более вольно, нежели со мной.
— О, я вовсе не распущенная женщина! Не в большей степени, чем она, разумеется. Мы только лишь поговорим, — сказала я, хотя всем сердцем затрепетала, встретив отклик на все изыски моего ума.
— Пойдемте же отсель, — к моему изумлению, заявил он, и после некоторых мягких возражений я была посажена в кэб, и мы отправились в их дом неподалеку, где меня встретила очаровательнейшая леди по имени Эвелин.
— Еще одна обращенная, моя дорогая, — сказал ей муж, представляя меня.
— О, что до этого, так я еще не знаю, — рассмеялась я, однако непосредственность дружелюбной атмосферы оказалась таковой, что я вскоре сняла верхнюю одежду, перчатки и шляпку и была приглашена выпить шерри с этой парой.
У Эвелин фигура — как песочные часы, несмотря на двух дочерей и сына. Волосы уложены так высоко, что вся лебединая шея остается совершенно открытой для восхищенных взглядов. У нее полновесные груди и полный, округлый задок. Морис, ее муж, обратил на себя ее внимание около года тому назад, в Риме. Они тогда оба овдовели, отнеслись друг к другу с большой любовью и скоро поженились. У Мориса есть свой сын и дочь.
— Я обрел небеса, женившись на ней, — сказал он и, склонившись на ручку ее кресла, откинул ее голову, крепко целуя в губы. Как я была бы рада, если бы Филипп мог сделать так при других! Мне так хочется иногда, чтобы меня видели во время любовного желания.
— Небеса и еще несколько домов, милый, — сказала его жена и рас¬смеялась. Мне явно следовало поднять удивленно брови, что я и сделала. Я держала в руке уже третий бокал шерри и весьма осмелела.
— Каким же образом? — спросила я, и сразу же мой вопрос показался мне наивным и глупым, но, видимо, удовлетворил их обоих. Эвелин поднялась и подошла ко мне. Такая особая походка мне в некотором роде знакома, и поэтому я сразу поставила свой бокал на столик у кресла. Она склонилась надо мной и поднесла свою руку к моему подбородку. Мой взгляд растаял в ее мерцающих глазах.
— Приходи завтра вечером и увидишь, — сказала она, а потом добавила еще нежнее: — Можно
Ай Лав Ю, Сестренка 