твердыми сосками царапали мне кожу, член скользил по большим губкам, с силой нажимая на них, и я понял, что не смогу долго терпеть эту сладкую муку. Я долго кончал, сжимая ее упругие бедра своими, а она терлась о мой член твердым, как камешек, клитором и громко стонала...
Наконец наши совместные конвульсии закончились, и мы обессилено повисли друг на друге. Она обняла меня за шею и шумно дышала мне в ухо:
— Это было... невероятно... никогда раньше! – повторяла она бессвязно.
— Ты – чудо, Маришка! Невероятное чудо! – повторял я, целуя ее лицо, еле видимое в полутьме раннего рассвета. Лампа упала с тумбочки и светила куда-то под кровать...
...Поспали мы всего часа два, но Марина была свежей, как утренний ландыш. Негромко напевая, она быстро собрала простой завтрак, а я любовался ее легкой фигуркой в коротком халатике, порхающей из кухни в комнату и обратно. Мы быстро позавтракали, и я, прощаясь, долго целовал ее сияющие глаза, пухлые губы, бархатные щеки, изящные ушки, завитки волос на шее...
...Я вышел из одного из подъездов ее странного круглого дома и тут же тормознул такси с тем же водителем, который подвозил нас вчера.
— Ну, что, молодежь? Как ночь прошла?
— Хорошо! Как никогда! – засмеялся я. – На Автозаводскую поедем?
— А как же! Деньги-то остались?
Я кивнул, нашарив в кармане мятый рубль и кучку мелочи.
— Садись, молодежь!
Я шлепнулся на заднее сидение и, засыпая, вспоминал Марину Б., мою Марину: «Чем черт не шутит. Может, и женюсь? Или вуз сначала закончить?».
Третье изнасилование моей жены 