Она аккуратно, двумя пальчиками, взяла член за головку и потянула вверх. Я дернулся.
— Что, больно?
— Нет. Член – не клитор, тут можно не стесняться. Бери его в кулак и не за головку, а чуть ниже.
— Так?
Я снова дернулся.
— Так лучше. Теперь двигай рукой, словно его доишь. Поняла?
— Лучше ты сам. А я посмотрю. Начинай.
Она поудобней уселась на кровати и напряженно уставилась на меня, а я обхватил член рукой и начал решительные фрикции, подгоняя близкую эякуляцию. Несколько движений, и меня охватило неслыханное, сладкое чувство освобождения, а наслаждение пронзило меня всего – от кончика члена до сосков, которые я терзал, пока дергающийся член выплескивал сперму на стену и на пол. Ощущение счастья длилось несколько секунд и вскоре закончилось вместе с потоком семени.
Я откинулся в кресле, поглаживая опадающий член, который, подрагивая, опускался на изрядно опустевшие яйца. Бурный оргазм уходил, оставив внизу живота неясное томление. Марина, привстав с постели, с интересом поглядывала на метаморфозы моего организма.
— Понравилось?
— Ага, а тебе?
— Очень...
— И надолго он будет такой?
— Какой?
— Ну, расслабленный, что ли?
— Полчаса, час, может, минут двадцать.... От тебя зависит.
— От меня?
Я прерывисто вздохнул.
— Насколько ты сможешь его снова возбудить. А пока я предлагаю заняться тобой. Не против?
— Нет.
— Вот и хорошо. Откинь одеяло и сними этот...
— Пеньюар?
— Да. Его.
Одеяло улетело куда-то в ноги широкой двуспальной кровати. Марина встала и, потянувшись, начала медленно расстегивать неподатливые пуговицы.
— Тебе помочь?
— Нет, я сама.
Наконец она справилась с пуговицами, и замечательный, розовый с кружевами, пеньюар полетел куда-то за спинку кровати. Я протянул руку, собираясь погладить ее маленькие грудки с весело торчавшими сосками и лобок, поросший черными кудрявыми волосами, но она отстранила мою руку.
— Подожди...
— Почему?
— Подожди.... Расскажи мне, как ты делал это в детстве...
— Что это?
— Онанизм.
— А.... Сейчас вспомню.
Я задумался на несколько секунд, а она начала себя поглаживать – левой рукой грудки, а правой – теребя волосы на лобке.
— Я себя помню, наверное, лет с четырех. Однажды утром я выскочил из своей кроватки и залез в кровать к папе с мамой. Пытаясь улечься между ними, я случайно попал ногой в мамину промежность и дотронулся до волос там, чему был немало удивлен, после чего был немедленно выдворен обратно к себе в кровать. Больше я к ним в постель не забирался, точнее, меня не пускали.
— Волосы были такие?
Она показала на свои кудри внизу живота.
— Наверное...
— Ну, дальше! – нетерпеливо сказала Марина.
— Потом я приноровился доставлять себе удовольствие самым простым способом. Я засовывал свой маленький детский членик между ног, а точнее, бедер, сдавливал его что было сил, и через несколько минут трясся в удовольствии. Потом успокаивался и засыпал. Правда, меня за это здорово ругали.
— Похоже, – сказала Марина, засунув руку себе между ног.
— На что?
— На меня. Я тоже в детстве этим занималась. Только я скрещивала ножки.
— Покажи!
— Сейчас.
Она села на краю кровати, немного нагнулась вперед и крепко сдавила ноги. Не прошло и минуты, как она билась в экстазе страсти, бешено изгибаясь и дергая себя за восставшие соски. Она кричала что-то, но вдруг упала поперек кровати и затихла, широко расставив ноги. Налитые губки влажно блестели в свете настольной лампы, а по анусу струйкой стекала прозрачная слизь. Через минуту она прерывисто вздохнула и сказала, широко раскрыв глаза:
— Теперь на полу будет две лужи, твоя и моя.
И довольно засмеялась.
— Ничего, завтра подотрем.
— Сегодня, уже сегодня. Третий час.
— Ты сказала, что когда-то скрещивала ноги, а сейчас сделала по-другому.
Куни для одинокой Мачехи 
webmaster@3iks.ru