— Главное, Оля, — это любовь, — сказал я рассудительным тоном. — Всё остальное — пыль. Если любви в душе не испытываешь, то неважно с кем ты, всё равно будешь несчастлив.
Она была в отчаянии, посматривала на меня как-то неблаговидно.
— А ты, — спросила она. — Ты кого-нибудь любишь?
— Вот здесь и начинается самая моя большая проблема, — ответил я. — Я очень часто влюбляюсь, как ты, наверное, уже могла заметить. И потом мне тяжело остановиться. Если я верю, что люблю, то начинаю городить всякую чушь. Но настоящая любовь во мне просыпается, когда меня любят. Вот ты, например, Оля, я прямо чувствую, что ты меня по-прежнему любишь и всегда любила и от того люблю тебя, хоть у меня есть все основания тебя ненавидеть.
Оля остановилась и замерла посреди улицы, как вкопанная. Развернулась ко мне лицом и встретилась своим ласковым щемящим душу взглядом. Её бледное личико горело воспламенённым чувством, имя которому, избитое, было уже столько раз произнесено всуе.
— Поцелуй меня, — сказала она, едва шевеля губами.
Я внимательно изучил реакции подопечной, она была ватная и жгучая, пшеничная блондинка с недавних пор. Алекс заставил её перекраситься. Но её волосы оставались таким же нежным и бесконечным водопадом, струящимся из-под чёрного беретика с надписью Pаris сбоку. И эта буковка i, обведённая сердечком, сулила нам столько счастья в городе, где есть улица, на которой живут одни художники.
Я не осмелился противиться воле случая. Нежность, с которой я поднёс и приложил губы к Олиным, сравниться разве что с изяществом кондитера, укладывающего трюфеля на кремовый торт.
— Я люблю тебя, — захныкала Оля в ушко, когда мы разорвали оральную связь. Она приподнималась на цыпочки, чтобы заглядывать в мои заспанные глаза своими томными неповторимыми алмазами, водянисто-бирюзовыми, с зелёными вкраплениями вокруг чёрных точек.
— Не говори так, — визуально я пришёл в тихий ужас. Как часто за последний год я слышал эту фразочку как в своём исполнении, так и в неповторимом оформлении двух ненадёжных красавиц? — Молчи, — гневная морщина, видимо, образовалась над моей переносицей. — Когда любят, не раскидываются словами.
— Хорошо, не буду, — залепетала моя красавица, нервно хлопая подрагивающими на ветру ресницами. — Ты только не бросай меня, — молящий взгляд застыл на её продрогшем личике. Она смотрела на меня снизу вверх, приоткрыв ротик, будто ловила слова мессии, ждала его завета, нового заповедного слова, приоткрывающего завесу тайны бытия.
— Ты только не пори горячку, — я усмехнулся. Оля тут же расплылась в глуповатой улыбке.
— Я же теперь блондинка, мне всё можно, — её бровки взлетели. Мы рассмеялись.
— Как это тебя угораздило покраситься?
— Тебе не нравится?
— Очень даже нравится. Но и родной цвет у тебя тоже красивый. Теперь будут корни у волос тёмные.
— Их можно подкрашивать.
Мы перешли к другим темам и зашагали, весёлые, в незнакомый переулок, открывавший ресторанные возможности. Мне вспомнилось, как прошлым летом мы начинали с Алексом отсюда свой нелёгкий путь, восхождение к вагиносчастью. «Как много вагинальной смазки утекло с тех пор, — думал я, занимая место у окна. Оля запрыгнула на высокую табуретку напротив. — Кто бы мог подумать, что отношения с двумя одноклассницами перерастут в нечто даже большее, чем просто любовь».
Оля довольно хихикала, посматривая меню.
— А помнишь мы однажды занимались этим в лифте?
— Конечно, — я усмехнулся. — Почему ты вспомнила?
— Ты такой классный! — она горела возбуждением.
— С Алексом вы где-нибудь так занимались? — любопытство прорвалось наружу заинтересованным оскалом.
Симона.Часть 5.Ночь полная страсти и секса 