в тот октябрьский день я впихивалась в переполненный гражданами автобус, одетая в джинсики, джемпер и курточку на замке. Какой-то мужик еще вклинился в автобус, и двери с натугой закрылись за ним, а он охнул, и меня окатила волна перегара: водка с пивом, окуренная табачными выхлопами.
Я пусть и не была ЗОЖницей, но все же поморщилась, глянув на того, кто находился рядом. Совершенно невзрачная личность с мутным, спитым взглядом.
Мне хотелось держаться от таких по дальше, но ввиду транспортных условий пришлось терпеть столь близкое соседство.
Уже тогда, с первого взгляда, я нарекла его Чмом, еще не ведая, что стану его жертвой, за счет которой Чмо возвеличится в своих глазах.
Чмо что-то спросило у меня, и я, морщась, что-то ему ответила. Он предлагал не то поменяться местами, не то, чтобы я прошла дальше, ведь ему было неудобно виснуть на подножке.
Но и идти вперед было некуда, и я не подвинулась ни на шаг.
— Ну ты же такая худенькая... Продвинь попку!
Эти слова меня возмутили, ровно как и блудливый взгляд, но все, что я сумела сказать, уместилось в паре слов:
— Двигай сам!
Но размен позиций не удался, и я осталась на месте, чуть возвышаясь над ним на ступеньке.
— А чего ты такая гордая, а? – докалебывался он.
Я была не намерена обсуждать это и отвела взгляд.
Попутно я осмотрела пассажиров.
Абсолютно безликие, живущие своими проблемами людишки, коим не было дел до Чма и молодухи, болтающейся на ступеньках.
И тогда я ощутила, как он стал трогать меня под коленкой. Сперва пробно, точно испытывая.
Конечно, я зыркнула на него в ответ, на что он лишь криво, игриво ухмыльнулся.
Я дернула ногой настолько, насколько позволяли стесненные условия, но это только позабавило это Чмо.
Если бы именно тогда я сказала ему, чтобы он не распускал руки...
Но я пережила это молча, в душе, лишь попытавшись отстраниться...
Если бы подняла шум...
Возможно, мне удалось бы привлечь чье-то внимание и люди наверняка бы пришли на мою поддержку, но я...
Я прикусила язык, и дала ему повод распустить руки.
Я чувствовала, как он стал настойчиво цеплять меня выше колен, как ощупывал бедра и пытался добраться до ягодиц, при этом пьяно хмыкая, точно оценивая.
А я просто молчала, сглатывая душащую обиду и стыд.
Я считал себя смелой девицей, но отчего же позволяла ему так поступать с собой.
Чмо лыбилось мне:
— А не такая уж ты и худенькая...
Я закрыла глаза, чтобы даже не видеть его глумливых глаз...
«Какой позор...» - отчетливо стучало в моей голове.
Когда мы, наконец, остановились, и двери стали открываться, джинса на моих ногах была стерта в гармошку, а после я обнаружила на коже синяки от его щипков, сжатий и ухватов.
Когда я выскочила из автобуса, мною еще владело желание хотя бы толкнуть его в отместку, но и здесь я сдержалась, ведь быдло-чмо смотрело на меня с превосходством, уверенное в том, что я ничего не сумею сделать ему в ответ.
Я просто ушла...
Просто ушла!
А когда один из парней, к которому я очень хорошо относилась, попытался, шутя, пощекотать меня под коленкой, я, неожиданно для себя, с силой схватила его за ладонь, утопив в ней свои ногти. Порвала ему кожу до крови.
Это было неожиданно для всей нашей компании, в которой мигом стих смех.
Мне было в пору просить у него прощения, а я орала, чтобы он не смел ко мне больше прикасаться.
Уже потом я думала, что мешало мне поступить так же с Чмом, и находила ответ лишь в одном: мой друг оставался другом, и ничего бы мне не сделал, а Чмо было способно на еще большую мерзость!