бедер и ягодицы. А еще и жалась к ней, подводя область паха к зоне интереса.
При этом со стороны, если бы девушка запротестовала или подняла шум, Скотина успела бы отстраниться, отдернуть руки, и «вмешательство» вменилось бы стоявшим рядом более молодым парням.
Скотина была расчетлива и хитра. Ее руководила змеиная непоколебимость, а то, что жертва не давала ей отпора, заставляло губы же змеится в ухмылке.
Девушка не пыталась пресечь его действия, чем вовлекала Сволочь в произвол. Но если вы не видите внешнего выражения чувств на лицах обоих, это не значит, что ими не руководили внутренние чувства: наглой уверенности для Скотины и грешной стыдливости для девушки.
В силу ли природной скромности или еще по каким причинам, она просто молча терпела это унижение и порой сглатывая давящую невидимые слезы позора и зажатой в комок гордости.
Что бы было, если бы она все же подняла крик и попыталась отбиться от Скотины?
Даже пойманный за руку, Сволочь попыталась бы сказать, что это какое-то недоразумение, а его интеллигентный вид быстро бы склонил большинство пассажиров на его сторону. Пусть девушка и не дурна собой, но даже я признаю, что Скотина выглядела выгодней на ее фоне.
Поэтому ли молчала девушка?
Это сегодня я, взрослая и уверенная в себе женщина готова дать отпор хаму и приставале, а будучи в ее годах...
Не знаю, как я выдала себя, но неожиданно я поняла, что девушка смотрела на меня. Она словно почувствовала меня, и искала во мне свою опору и защиты.
Как странно, вокруг столько людей, а она обращалась взглядом о помощи ко мне, как к человеку, способному помещать этой вакханалии.
Она искала понимания, а находила пустоту...
Ее взгляд хватал меня за сердце, и я перевела глаза на Скотину за ее спиной.
Тот ухмылялся, и пусть это было невозможно, я чувствовала его сухое частое дыхание на затылке девушки.
Пусть разоблаченные, эти уличные маньяки чрезвычайно пугливы, но весь вид Скотины говорил сейчас об обратном: он упивался состоянием жертвы и своим превосходством над ней! Никто не давал ему отпора, и Сволочь чувствовала себя недосягаемой.
Шум метро не позволял мне вдруг крикнуть сквозь головы пассажиров, да я и не представляла, что должна была кричать. Как остановить это? Как препятствовать практически неприкрытому разврату.
А девушка все ждала моих действий.
Она смотрела на меня.
Я – на Скотину, мысленно убеждая его убрать от нее руки.
А Скотина пялилась на затылок и макушку девушки, глумливо ухмыляясь и словно вещая, что никто ей не поможет.
Маленький, четкий треугольник трех людей в обезличенном людском пространстве.
Объявили мою остановку, и меня словно вынесло из вагона...
А может, такова была моя воля?
Но стоя на перроне, я глянула на нее через стекло закрытой двери.
Ее глаза уже не смотрели на меня с надеждой. В них чувствовался укор...
Она верила мне и ждала моих действий, а я лишь немо повела губами:
«Прости»...
. .. Такой я запомнила ту нашу первую встречу, и шагая далее, гадала, отчего та девушка просто не отодвинулась в сторону, и почему я сама не протянула ей руку, в прямом смысле этого слова.
Возможно, потому что сама была в такой ситуации, почти 20 лет назад...
Я не знала ни его имени, ни кем он был. Для меня он стал просто Чмо, пьяное быдло-чмо, если угодно.
Я не давала ему повода для того, чтобы он распускал руки, и с трудом представляла, что подобное вообще произойдет со мной.
В свои 18 я была достаточно уверенной в себе девушкой, которая предпочитала больше компании парней, чем подружек. Бегала кроссы, и привычка утренних пробежек сохранилась у меня с годами, разве что лень одолевала все чаще...