в конце концов примет такую «супругу» совершит с ней акт любви.
Пишу о своих мыслях Верочке, предлагаю также разузнать о дальнейшей судьбе дяди. Может переговорить с ним, возможно разговор с ним натолкнёт её на мысль. В конце письма умоляю чаще отвечать.
Вернувшиеся Павел и Дарья, вновь беседуют о разнообразии населения планеты. Под их говор, я засыпаю.
Павел.
Я и не заметил, как уснул на узкой кровати Даши. Ночью, выпитое вино, попросилось наружу. В здешних широтах светает рано. К тому же сегодня день летнего солнцестояния. Помочивший в биотуалете, вернулся в дом. Обнажённой спала только Вера, к тому же на широкой кровати. Прилёг к ней. Вспомнил о её покаянии. Вспомнил также о реплике мамы: «Блядями делаете нас вы, мужчины!». Но не мог вспомнить ни одного момента, когда я предлагал Вере отдаться другому мужчине. Неправа ты, Зиночка, ой неправа. Это что-то с психикой супруги... Может я через чур много её трахаю? Надоел ей? Не слишком ли быстро? Всего два месяца совместной жизни. Днём обязательно поговорю с Верой.
По заведённому обычаю, провожаем постояльцев, завтракаем в шумной компании родичей. Оставляю Нику и Дашу дома. На квадрацикле едет отец, он везёт инструменты, провизию для перекуса в ските. Остальные, шумной ватагой, идём к скиту пешком.
— Любимая, что с тобой происходит? От чего такие желания блядануть? — Мы замыкаем шествие, никто нам не мешает говорить.
— Не знаю. Сама анализирую, не нахожу повода, но тело просит... Просит боли, видимо... Возможно это бисексуальность так на меня действует. Гости уедут... Сто плетей на бревне... , без оживления членом.
— Но тело то вторично, первична душа...
— Милый мой, любимый муж, вот пусть этот камень, тысячелетия простоявший на этом месте, будет свидетелем моей клятвы: Павел! Я, твоя первая жена, клянусь, что никогда не раздвину ноги для чужого мужчины. Камень! Ты — свидетель моей клятвы, ты будешь моим палачом, если я вновь подумаю о измене.
Вера встала на колени перед большим валуном, торчащим из-под земли, который находится на прямой линии к скиту. Она трижды ударила своей головой о камень. Мне даже почудилось, что валун полый, отражающий звук. Несколько слезинок окропив поверхность камня, оставили своеобразию роспись. Жена повернулась ко мне лицом — капельки крови из ранок, начали течь на переносицу. Я собрал их пальцем, мазнул по шершавому камню.
— Кровавая клятва. — Вера, приняв мой поцелуй, поплакала ещё на моей груди.
Прибежавший Михаил, спросил, чего это мы отстали.
— Вера запнулась, ударилась. Она сейчас поплачет, и мы вас догоним.
— Девчонки все плаксы. Я не люблю таких. — Он взял Верину ладошку в свою руку, потянул нас за собой. — Но ты хоть не ревёшь, как девочка из соседнего двора, что рядом с бабушкиным домом. Пойдём, тёть Вера, нас ждут сокровища.
Ребёнок нетерпеливо побежал вперёд. Если он так и будет совершать пробежки вперёд-назад, то сильно устанет. Я поднял его себе на плечи, и изображая скачущего коня, побежал. Настроение у Веры тоже поднялось, она, смеясь, подгоняя будто вожжами, хлестала меня прутиком.
Вашакидзе были удручены бытом, в котором прошла юность Насти и Даши. А когда Шота и Галя узнали, о инцесте, благодаря которому рождены девушки, то совсем очумели. Григорий, надел наушники металлоискателя, показывал где есть сигнал, остальные дети выкапывали кусочки металлолома.
Такие «клады» быстро разочаровали их. Тогда отец и я начали прощупывать места рядом с нужником, щупом, изготовленным из старой косы.
Естественно поиски в таких местах не дали результата. Я чесал затылок, говорил о том, что клад нужно искать под крышей нужника, как дословно переводится с пермяцкого «вот этот абзац» в письме.
Сиделка для взрослого. 