художники, или так, любители. Смесь жанров. И как ты понимаешь, такой сюрреализм не особо-то в почете. Мне не дадут целую стену, как говорится. А как ещё тему выставить? Причем не просто, а чтобы люди пришли. Пока у тебя нет имени, и люди на тебя не идут, нужно выставляться на выставках, которые организовывают дома художников. И там мне стену не выбить.
Я покачал головой, не отрываясь от картин.
— Сволочи, что тут скажешь — сочувствующе подытожил я.
— Ну... Их можно понять. Говорю же, мало любителей такой живописи.
— Не знаю... Экспрессионистов же выставляют. А там такая размазня. И ещё покупают эти картины за миллионы.
— Да уж. У нас тут целая война. — Он засмеялся. — Там есть парочка таких художников. Понятно, что остальные у виска крутят, когда видят их картины. Пейзажисту или портретисту не понять экспрессионизм.
— А тебе что, понять? Сень, ну реально, говно говном, ты уж извини меня, вдруг я не знаю какой-то вашей художнической солидарности. Но реально... — я попытался подобрать ещё кучку оскорбительных слов, но не стал. Хотя я и знал, что Арсений презирает экспрессионизм, но всегда старается сдерживать свое негативное мнение о чем-либо. И уж тем более, когда речь идет о картинах, живописи и подобному искусству.
— Вас же там несколько, сюрреалистов, ты говорил.
— Да, ну вот, на всех и выделяют стенку. А там же не налепишь картин друг к дружке. На картину нужно созерцать, чтобы ничего постороннего не мешало. Вот ты подошел к ней на два метра. — Арсений изобразил это на примере, подойдя к своим работам — и смотришь на нее, и твой взгляд должен видеть только её, край глаза не должен цеплять лишние предметы, ты должен ощущать только одну картину не примешивая к этому ничего, что нарушало бы настроение картины.
— Ну, вот у тебя тут всё в кучу висит, причем в три яруса ещё. И ничего, я смотрю, мне нравится.
— Нет, ты Серёг не понимаешь. Ты хоть раз был в галерее?
— Знаешь же, что не был. Мне тут хватает. — Я чуть улыбнулся. Хотя да, следовало было бы сходить, а то люблю сюрреализм, а в картинной галерее даже не был ни разу, тоже, почитатель. Эти мысли вызвали легкий стыд за это, тем более, что Арсений приглашал меня посетить выставку.
— Вот. А когда придешь и будешь ходить по ней, тогда поймешь. По-другому воспринимается. Ты просто приди и сам всё ощутишь.
Я уже несколько минут стоял и разглядывал одну из недавно написанных картин. Раньше я её не видел. Она вызывала у меня легкий трепет внутри, понятный только мне одному. Посреди огромных бескрайних полей, выкрашенных в серо-черную шахматную сетку, высилась огромная башня, окруженная неприступной монолитной стеной. Фирменный стиль Арсения был заметен без труда, садистская детальная прорисовка всех мелочей. Эта башня мгновенно мне напомнила мой сон, стоило только взгляду попасть на эту картину. Та же угловатость, прямоугольность форм стен и самой башни, правда, на картине башня имела окантовку на углах, строгую, выдержанную, в виде квадратоподобных завитушек, закрученных в спираль. Стены были украшены огромными крюками, свисавшими наружу, закрепленными на самом верху. Шпиль крюка поднимался выше самой стены, на его окончании была закреплена цепь, которая шла с небольшим провисом к следующему крюку.
— Это одна из новых. — Сказал Арсений, видя мою заинтересованность картиной.
— Давай вот эту.
По его виду, я понял, что он боялся такого моего решения.
— Эм... Я как раз раздумывал, что не взять ли эту на выставку. — Он чуть смутился. С одной стороны
исполнительница желаний2 