та вызвала её не в свой кабинет, а домой. Явно не по службе зовёт, ушей чужих боится, тут что-то не чисто… Зашла на крыльцо, постучалась, за дверью услышала голос хозяйки:
– Заходи, Варвара Петровна, – директриса докуривала сигарету, оглянувшись на дверь, – проходи, разговор у меня к тебе серьёзный, ты садись, чайку налить? Впрочем тут чайком не обойдёмся, – открыла дверцу серванта, взяла с полки бутылку коньяка и пару рюмок.
Кузнецова молча наблюдала за действиями директрисы, пытаясь угадать о чём пойдёт речь. Погодина наполнила рюмки и кивнув головой опрокинула коньяк в накрашенный рот, не спуская глаз с подчинённой.
– Тут, Варенька, мне пришла почта вчера. Среди газет был пакет из райкома и знаешь, что в нём я нашла?
Глаза Варвары Петровны не отрывались от рюмки в руке, коньяк качнулся, выдавая волнение гостьи, она опустила рюмку на стол и пожала плечами.
– Какой-нибудь очередной циркуляр? – невинным взглядом взирая на директрису, произнесла Кузнецова, стараясь погасить в себе нарастающее волнение.
– Не совсем циркуляр, тут информация другого рода, и собрана она на меня, т.с. личные наблюдения за деятельностью директора пионерлагеря коммуниста Погодиной К.Н. И все эти наблюдения можно охарактеризовать одним словом – донос и не один, тут просто собрание твоих сочинений. А вот в этом конверте моё резюме на твои творения, мерзавка. И если я его отправлю по своим каналам, то реакция на него будет несколько иная, чем ты себе можешь представить. Так, как мне поступить? Отослать или подождать до следующего твоего опуса, Варвара Петровна?
Глаза Кузнецовой медленно опустились на документы, руки сцепились в кулаки до белизны на костяшках пальцев.
– А, что бы Вы сделали на моём месте Ксения Николаевна? Как скажите, так и поступлю.
– Я бы поискала компромисс, моё прощение тебе не нужно, а вот взаимовыгодная сделка нас обеих бы устроила… Что бы я должна сделать? Прекратить самодеятельность и отсылать свои депеши только с моего ведома. Есть ещё ряд условий. Расслабься, голубушка, допей свою рюмку, дальше разговор пойдёт о твоём истинном призвании, т.с., о работе с подрастающим поколением.
Варвара Петровна допила коньяк и подняла глаза на Погодину.
– Я Вас слушаю Ксения Николаевна, – с заискивающей интонацией произнесла она, – сделаю всё, что прикажите.
– А прикажу я тебе, Варвара Петровна, вот что: оставить все твои симпатии ко всем молодым людям нашего лагеря, за исключением к одному из них. Догадываешься или нужна подсказка?
– Вы имеете ввиду Вашего сына?
– Сергея. Никто не должен знать, что он мой сын, ни с кем у него не должно быть связи, кроме как с тобой, – Ксения Николаевна подошла к двери и закрыла её на ключ, – разденься, я должна убедиться, что не ошибаюсь, выбрав тебя для сына.
Варвара Петровна тяжело поднялась со стула и расстегнула на себе кремовую блузку, спустила молнию, вшитую в юбку и потянула её вниз, освобождая полные бёдра, на которых чудом удерживались широкие белые трусы. Перевела вопросительный взгляд на директрису.
– Снимай всё до конца, мне необходимо видеть то, чем ты должна удержать возле себя Сергея.
Когда вся одежда легла на спинку стула, Ксения Николаевна подержала в руке тяжёлую грудь женщины, потеребила соски на груди, пока они не затвердели, спустила руку под лобок, охватив его ладонью, прошлась по мясистому входу в вагину, погрузив в неё пальцы и обнаружив возбуждённый крупный клитор, добавила:
– Всё под бритву до гола, он не любит волосы на этих местах.
Повернув женщину к себе спиной и пригнув вперёд, раздвинула широкие ягодицы, убедившись, что анус вполне разработан, разрешила одеться.
В начале пути 