— Пойдёмте, подышим свежим воздухом. — Она вцепляется в его рукав и тащит за собой.
Он идёт рядом с ней как зомби.
Мари держится за его руку, красные полусапожки цокают по асфальту, крошат подмороженные с ночи лужицы. В этих красных полусапожках и красной форме на школьной площадке он её и увидел впервые. Стоя в мелом очерченном круге, девочки играли в свою любимую игру. Резко полетел вверх голубой мяч, выкрикнули её имя. Она бросилась, но не поймала его сразу, мяч ударился об асфальт, подпрыгнул, она схватила его, прижав к красной форменной груди со значком «В», выкрикнула: «Штандер!» И разбежавшиеся гимназистки замерли, парализованные строгим немецким словом. Она метнула мяч в долговязую блондинистую подругу, попала ей в голову, заставив громко и недовольно ойкнуть, и прыснула, зажав рот ладошкой, присела на прелестных ножках в белых колготках, закачала очаровательной, оплетенной русой косою головкой, бормоча что-то извинительное, борясь со своим дивным смехом...
— Дайте мне вашу руку, — вдруг говорит Джим и сам забирает её ручку в перчатке.
— Это ещё зачем? — смотрит она исподлобья.
Он отводит рукав пальто и припадает губами к её запястью, к дурманящей теплоте и нежности. Не противясь, она глядит молча.
— Я без ума от вас, — шепчет он я в эти ручки. — Я от вас без ума... без ума... без ума...
Её бледное эльфийское запястье не шире трёх его пальцев. Он целует его, припадает, словно вампир. Вторая ручка дотягивается до его головы.
— Вы слишком рано поседели, — произносит она тихо. — В тридцадь семь лет и уже почти весь белый! На войне?
Нет, он никогда не воевал.
— Да, в уйгурском плену, — врёт он.
— Бедненький! — Мари снова гладит его по голове.
Он обнимает её, поднимает к своим губам. Вдруг она ловко, словно белочка, выскальзывает из его объятий, бежит вдаль по переулку. Он пускается вслед за ней. Она сворачивает за угол. Бегает она превосходно.
— Куда же вы? Постойте! — он тоже сворачивает за угол.
Её красное пальтишко с такой же красной шапочкой мелькает впереди. Она бежит по безлюдной улице к серо-бурой громадине окружной стены. Подбегает, встает к стене спиной, широко разводит руки.
Её фигурка настолько крохотна и ничтожна на фоне мрачной пятнадцатиметровой стены, нависшей серой, грозной волной, что ему становится страшно: вдруг это бетонное цунами накроет его прелесть? И ему никогда больше не доведется держать Мари в своих объятьях?
Джим подбегает к ней. Она стоит, закрыв глаза, прижав разведенные руки к стене.
— Люблю стоять здесь, — произносит она, не открывая глаз. — И слушать, как за стеной гудит Город. Вот увидеть бы его ещё один разок! Жаль, что нам, сиротам, туда нельзя.
Джим поднимает её как пушинку, шепчет в нежное ухо:
— Смилуйтесь надо мной, мой ангел.
— И чего же вы хотите? — Её руки обвивают его шею.
— Чтобы вы стали моей.
— Любовницей?
— Ну что вы, возлюбленной!
Её губы приближаются к его.
— Даже так?
— Только так.
— А как же ваша супруга?
— О, прошу, Мари, не напоминайте мне в такой момент так жестоко о самом постыдном, я и так полностью разбит и унижен!
— Сколько это будет стоить?
— Десять золотых кредитов.
— Большие деньги, — не по-детски рассудительно говорит она в его губы. — А можно мне... можно на землю?
Он опускает её. Она поправляет шапочку. Её лицо как раз на уровне его сердца, где сейчас происходят атомные взрывы желания.
— Пойдём? — Мари берёт его за руку, словно он её однокашник.
Они идут вдоль грязной и мрачной стены, мимо серых заброшенных и
Чертово колесо 
webmaster@3iks.ru