спите? Пустите нас…- Что будем делать, пустим? — спрашивает Аня.- Ты что, в своём уме? — в свою очередь обращается к ней Шура.- Ладно, успокойся и не шуми, — отвечает та.Наше трио замирает в тревожном ожидании. Голоса за окном то удаляются, то приближаются вновь.- Да куда они могли деваться? Дрыхнут, наверно, постучим ещё.- Это Славка! — в тихом голосе Ани можно было уловить нотки торжества.Постукивание в оконное стекло возобновляется.- Аня, пусти согреться… Слышь, чем стучу?Аня прыснула:- Видел бы ты, дорогой, за что я держусь!.. Ба, да воробышек совсем выпал из гнёздышка, скукожился. От страха, что ли? Вот весело! Может быть, на помощь всё же позвать?Она вдруг соскальзывает с постели, просовывает голову и руки в рубашку, после чего, обойдя кровать, направляется к окну, приоткрывает занавески и говорит визитёрам:- Чего расшумелись?.. Всю ночь вас прождали и только что спать легли. Дайте, изверги, отдохнуть. И соседей не будите. Уходите!И, снова задёрнув занавески, торжественно поворачивается к нам:- Ну, как я их отшила?Я тоже вскакиваю на пол, делаю шаг к ней, беру её за оголённые плечи, тычусь лицом в грудь и говорю:- Ну вы, мадам, даёте… У меня чуть было всё не отвалилось, так я испугался вашего прыжка к окну.- У тебя, милый мой, как я имела возможность убедиться, всё отвалилось ещё до этого. Так что не надо на меня валить.Она освобождается от моих объятий, поправляет на себе рубашку и идёт к своему месту на постели.- Ты лучше скажи нам, что мы теперь будем делать? Они наверняка теперь не уйдут, сядут на крыльце и будут ждать.- Пусть ждут. А мы продолжим своё дело.- Продолжим? В таком состоянии как ты? Не смеши!- Меня тоже всю трясёт, — признаётся Шура.- Ну что ж, говорю я, также возвращаясь на кровать и усаживаясь в ногах у дам в той же позе, что и несколько минут назад. — Предлагаю вам, неверующие христианки, укрепиться духом и последовать примеру тех, о ком в «Откровении» святого Иоанна Богослова сказано, что «внутри они исполнены очей; и ни днём, ни ночью не имеют покоя, взывая: «Свят, свят, свят господь бог вседержитель, который был, есть и грядёт». Поняли? Был, есть и грядёт!- Мудрёно говоришь, пострелёнок… — останавливает поток моего красноречия Аня и не без злорадства продолжает: — Что был, видела… Что есть, не угляжу… Что грядёт, не уверена…- Лучше закончи свой рассказ, — просит Шура.- Ах, да… Так на чём вы меня прервали?- Я спросила тебя, не еврей ли ты, — напоминает Аня.- Ну и что? Ах, да, вспомнил. Я подумал, что они принимают меня за еврея. И дабы доказать им, что это не так, говорю, что моя мать крестьянка Тульской губернии, имея в виду опять-таки, что крестьянине не могли быть у нас евреями. И что же я слышу в ответ? & № 8243; Эх, молодой человек, плохо вас подготовили к командировке в СССР. У нас давно уже, лет тридцать, как не губернское, а областное деление!& № 8243; Я чуть было не задохнулся от негодования: & № 8243; А мать моя родилась полвека назад, когда было ещё губернское деление!& № 8243; . И тут только мне в голову приходит, что вовсе не за еврея они меня принимают, а за иностранца, может быть, даже за шпиона. Что же делать? Мне бы следовало на том этот разговор глухих закончить и вернуться к своему столу, тем более что официантка уже принесла туда жаркое. Но мозги мои так затуманились, что