на выдохе наконечник оказывался в прямой кишке. И в момент этого вторжения ребенок, как правило, вздрагивал или начинал сучить ногами. «Смотри, не нравится?!» - обычно говорила одна из медсестер. «Так, а ты пусти в него воду, чтобы веселее было» - отвечала другая. – Конечно, по сухому неинтересно» «Ну, как же без воды? –удивлялась первая, поворачивая кранчик или снимая зажим – для этого все и старались. Правильно?» Наверное, этот вопрос предназначался жертве, которая истошно орала, наполяемая сильной струей воды. «Ну, теперь-то хоть по делу орешь – часто ободряли жертву, которая наконец начинала испытывать настоящие мучения, а не страхи от о них. – Вот это хорошая у тебя клизменная усрачка началась. Сейчас поймешь почему лучше самому на горшок ходить, а не доводить дело до того, чтобы тебе ставили клизму и наполняли твой живот водой, от которой все равно придется избавляться на том же горшке». «Хватит! Не могу больше! Выньте!» - в разной последовательности орал ребенок. Обычно медсестры-мучительницы не обращали внимания на эти вопли, а еще больше запугивали жертву, говоря: «Терпи как следует, а если не вытерпишь, то поставим еще одну клизму!» Еще жертве советовали глубоко дышать, и ребенок захлебывался слезами и воздухом и с ужасом чувствовал, что не сможет удержать воду. Иногда, особо вредные мучительницы устраивали жертве «передышку». Из ребенка выдергивали наконечник и крепко сжимали попку, а самому ребенку приказывали глубоко дышать. Медсестра, отвечающая за соединение жертвы с клизмой, одной рукой держала наконечник, а другой сжимала попу. Ребенок видел эту ужасную блестящую трубку, которой только что шевелили у него в задике, и начинал выть от страха, что она сейчас вернется обратно к нему в задний проход. Медсестра же иногда специально заставляла жертву глядеть на это орудие пытки и даже подносила наконечник к лицу, чтобы жертва моглане только его разглядеть, но и почувствовать запах вазелина и содержимого кишечника. «Сейчас я тебе его обратно засуну, когда отпустит. Ну, что прошла боль!» - говорила она. Мало, кто говорил, что боль прошла. Чаще говорили, что «еще больно!» или «не знаю!». Но ответ и не интересовал медсестру, потому что не зависимо от ответа, она подносила наконечник к сжимаемым ей ягодичкам, слегка отпусала их и ловко и точно, не промахиваясь, попада им прямо в проходик задика. «Теперь терпим до конца» - говорила сестра, открывая воду, и водя водой у жертвы в кишочке. «А-а-а!» - вопила жертва. «Сейчас, сейчас все в тебя вольется» - успокаивала медсестра и советовала товарке поднять емкость как можно выше. Все эти действия неминуемо заканчивались осушением кружки, и либо это сопровождалось громким звуком, уходящей воды, либо было довольно тихим и тогда приходилось загдядывать в кружку, чтобы понять, что клизма сделана. Но это, увы, был не конец мучений жертвы, а скорее начало. Потому что , когда из жертвы выдергивался наконечник и передавался медсестре, державшей клизму, другая медсестра, насаживающая жертву, а потому удерживающая в ней наконечник, после того как клизма была поставлена, должна была помочь ребенку как можно дольше удержать воду. Начиналось это с механического сжимания ягодиц жерты и уговоров и запугиваний ее словами, о повторной клизме, если не удастся удержать воду, сколько скажут. Дети терпели сколько могли, а потому начиналась послеклизменная усрачка, когда они орали, колотили ногами, пытались выпустить воду, но, как правило, без всякого успеха. И только после того, как они уже разрываемые реальной усрачкой, попадали на горшок, они выпускали из себя всю воду, а некоторые удостаивались того, что наблюдали приготовление новой клизмы, которая чаще