невинную просьбу. - Умоляю, покажите, как вы это делаете? Мне бы взглянуть хоть одним глазком, и я уйду. Пышные брови настройщика разошлись как разводные мосты от удивления: - Ты откуда знаешь о нем? - Во дворе говорили… Это сообщение, кажется, слегка озадачило музыканта.
- Видишь ли… в этой квартире иногда совершается то, что ты называешь «Собачьим вальсом», однако его « исполнение» предполагает наличие женщин, как бы тебе это сказать, ну, для вдохновения что ли. Ты же еще слишком молода, чтобы я мог вдохновиться. Понимаешь? Хотя, не скрою, очень красива. - Я поняла. У вас должен встать, да?!
Анжела пристроила на полку сложенный мокрый зонтик, ступила в центр коридора вполоборота к хозяину, изящно отставила ножку в туфельке на каблучке в его сторону, легонько приподняв краешек платья, оголила бедро, которое под коротеньким платьицем казалось ну невероятно соблазнительным.
Член тут же отяжелел в трусах у маэстро. Тут не то, что вальс, четырьмя оркестрами дирижировать можно. - Кстати, а у вас халат, точь в точь, как у моего папы.- Крутилась в коридоре эта миниатюрная бестия. - А хто у нас папа?- Прохрипел небритый мужик, вдоль и поперек охлестывая ее своим пульсирующим взглядом. - Геннадий Мельский, известный критик кстати.- Гордилась пианистка.
Хозяин неожиданно распахнул дверь, выпихнул вертлявую гостью: -А ну ко вон отсюда. И зонт свой не забудь!.. И чтобы я тебя больше не видел! – Крикнул он ей сверху с лестничной площадки. - До чего дошел,- оглаживал он рукой свою щетину перед зеркалом.- Чуть дочку друга не соблазнил. Нет, пора, пора мне уже пойти на доминуэнто, то есть выйти из алкоголя.
Когда-то с критиком Мельским они были дружны. Причем, дружили не "благодаря", а "вопреки". Критик в пух и прах своими статьями разносил пианиста. И того это очень забавило, поскольку он сам знал себе цену. Где-то, на какой-то забытой Богом оптовой базе, где, в начале 90, довелось выступать музыканту, с ним расплатились теми самыми халатами, один из которых он подарил другу, будь он неладен! Ведь именно тот махровый, вишневого цвета халат с вертикальным рисунком в виде прошивки золотой широкой нитью и рассорил приятелей. Критик заподозрил музыканта в том, что тот пытается задобрить его халатом и больше о нем не писал, хотя халат взял.
«У него на меня не встает»,- сделала свои выводы Анжела относительно произошедшего в квартире репетитора. Это обстоятельство почему-то представлялось ей настоящей трагедией. Девочка не знала, что в то время, когда она в коридоре мило «ворковала» с наставником, в его спальне на глубоко и безнадежно продавленном диване, широко раскинув голые, белые бедра, томилась училка Надежда Альбертовна. Ей все было прекрасно слышно. И теперь, когда отвергнутая, юная пианистка плелась по омытому весенним дождем городу, в компании своего сопливого Вени, училка с упоением ездила по сусалам маэстро, сдувала с носа прилипшие волосы и клялась, что никогда не простит ему того, что он затеял соблазнить «сопливую конкурсантку».
- И как ты такими корявыми пальцами на рояле играешь?- Выдохшаяся покорно лежала она потом на его плече, вглядываясь в его ладони. - Я не пальцами играю, дура. Душой.
В последствие она нашла Анжелу, попыталась раскрыть ей глаза на распутного репетитора, просила к нему не ходить больше, грозя, в противном случае, все рассказать ее родителям: небывало чутким критику и педагогу, не понимая своими глупыми мозгами, что искра уже упала в сухой валежник, и она, то есть Надежда Альбертовна, своими неуклюжими донкихотовскими маневрами лишь раздувает костер.
И были у Анжелы две подружки по музыкальному училищу: Настя и Лиза. Им наша героиня доверяла все
Онанизм на всю жизнь 
webmaster@3iks.ru