всё идёт. Она оттянула меня в сторону и испуганно спросила:
— Может домой поедем? У них тут своя компания. Не хочу чувствовать себя не в своей тарелке.
Насчёт тарелки она очень верно выразилась, поскольку моей супруге светило стать главным блюдом на этом празднике. Поэтому я постарался выразиться очень обтекаемо, надеясь не напугать, но в то же время дать понять, что не собираюсь спасать её от домогательств местных самцов. Пускай сама решает, хочет она остаться или всё же уехать.
Катя задумалась. Сразу вспомнил поговорку: «И хочется, и колется, и мама не велит», глядя на пробегающую на лице бурю эмоций. Несмотря на то, что ей было очень стыдно, проснувшаяся в моей жене шлюшка требовала продолжения банкета.
Конечно же, мы остались. У меня зудело в паху от предвкушения. Думаю, и Катерина чувствовала что-то подобное, судя по блестящим глазам.
Именно поэтому, когда Олег, похлопывая веником позвал мою жену в парилку, я даже и не подумал дёрнуться вслед за ними. Впрочем, даже если бы попытался, уверен меня бы удержали его друзья словами, что на полках слишком мало места. А может быть придумали бы какую-то другую причину.
В этот момент меня удивила мама, тоже сидящая за общим столом и уже успевшая поднабраться. Дима очень активно спаивал её, следя, чтобы её бокал никогда не пустел.
— Ой! Что-то так спина болит. Может быть, пока парилка занята кто-нибудь массаж мне сделает? – сказала она, томно потянувшись. Её большая грудь натянула тонкую простынку, явно указывая просвечивающими сосками, что под нею ничего нет.
Папа явно слышал её слова, но не спешил предлагать свои услуги, лишь улыбнувшись и обведя глазами друзей.
— Я могу! – тут же среагировал Дима, но мама остановила его:
— А может Матвей? – стрельнула глазами она в сторону вояки.
А вот Матвей похоже планировал сделать глубокий массаж совсем другой даме. Он грустно посмотрел на дверь парилки и протянул маме руку:
— Конечно, барышня! Для вас всё, что угодно!
Папа проследил за моим удивлённым взглядом и виновато пробормотал:
— Рука болит. Потянул, наверное.
Для верности он даже помассировал предплечье. Впрочем, после нашего с ним разговора он совсем не убедил меня. Похоже, он чувствовал себя подобно мне. Щёки его лихорадочно горели, руки дрожали, а губы были влажными, от постоянного облизывания. Неужели и я выгляжу также? Немудрено тогда, что его друзья так быстро раскусили, что я не буду мешать их шашням с Катюшей.
Дима не стал грустить по поводу упорхнувшей мамы, а начал очередную байку, которые всё никак не кончались в его арсенале. Сквозь его болтовню я всё прислушивался к происходящему в парилке, но оттуда действительно доносились шлепки веника, зато из другой комнаты сначала донесся натужный стон, а после крик мамы:
— Саш! Слышишь? Там бутылочка на подоконнике стоит, можешь принести? Мы масло забыли!
Тут папа кивнул мне и тихим голосом выдал:
— Иди отнеси. Ты же хотел.
Тут уже я задумался.... Подростком я, и правда, частенько засматривался на мамины формы и даже дрочил, представляя её. Но сейчас, мне казалось, давно уже перерос эти свои детские фантазии. Или нет? Мама была совсем другой – непохожей на Катюшу. На пол головы выше, со здоровыми сиськами, в отличие от поджарой и невысокой Кати. Да и в движениях мамы был какой-то необъяснимый лоск. Грациозность. Не раз наблюдал, как мужчины обращают внимание на неё, даже когда она делает какие-то банальные вещи. Даже оборачивалась она по-особенному, не просто поворачивая голову, как большинство людей, а приостанавливалась и медленно поворачивалась всем корпусом в сторону собеседника, показывая, что вся во внимании. Мне она казалась как будто из
Работа мечты. Глава 6. Новый год 