на руки и понёс в спальню на кровать. Положил на покрывало, быстренько разоблачаюсь.
Она спросила:
— Мне платье снять?
— Не надо. Я сам.
Сумасшедший географ не изучает карту вновь открытого острова с такой скрупулёзностью, с какой я изучал её тело. Я исследовал её ладонями, пальцами и губами как слепой.
Быстро нашёл две симметричные точки на пояснице. О них она уже знала.
Потом ещё две, в несколько неожиданном месте, о которых она сама ни сном не духом.
И пока я так ласкал её, нашёптывая всякие ласковые неприличности, она успела откричаться, закусив уголок подушки.
А второй раз билась и мычала в изгрызенную подушку, когда у нас всё пошло серьёзно. По-настоящему.
На третий раз она таки прокусила многострадальную наволочку и смеялась, выплёвывая пух и пёрышки.
Так и отключились. Уснули. Даже под одеяло не заползли. Устали.
Проснулся среди ночи, сообразил - где я. Посмотрел на Сашеньку, лежащую рядом на животике, попкой кверху.
— Господи! Это что же я натворил? Вот старый пень!
Пошел в Танечкину комнату, снял с кровати одеяло, и накрыл хозяюшку.
А утром, снова...
Потом, лёжа головой у меня на груди Сашенька сказала просто:
— Давай-ка переезжай ко мне. Я теперь без тебя совсем не смогу.
Потом добавила:
— Наверное, это плохо. Года не прошло, как Илюшу похоронила...
— Ну, давай ещё подождём.
— Нет, - покачала головой Сашенька, - я не хочу ждать.
Так и прожили больше года. Хорошо жили. Ни ссор, ни претензий, ни разногласий. Образцово-показательная "ячейка".
Как-то Саша сказала:
— Нас как будто на заводе специально друг для друга делали.
Каждая ночь, как первый раз.
Каждое утро она просыпается и сразу улыбается.
И общие темы для разговора никак не кончаются. Всё никак наговориться не можем.
Я человек верующий и соблюдающий заповеди. Но в то время, честное слово, продал бы душу дьяволу, только чтобы скинуть с себя лет пятнадцать.
Или хотя бы десять...
На танцы с ней ходили! Я уже не говорю про кино, театры, всякие выставки и детские праздники.
И с Танюшкой я быстро сдружился.
Она училась в музыкальной школе, по классу фортепиано.
Иногда, когда она занималась музыкой, брякая на пианино, соседи снизу стучали по батарее.
Я с получки купил ей электрический синтезатор. Здоровенный такой механизм. Роландом называется.
Вот тут у ребёнка пошло счастье. Наденет наушники и сидит часами.
Разобралась сама со всей этой кучей кнопок, и однажды, включив громкоговорители, такое нам сыграла!... Как целый оркестр.
Вот, вроде бы, так жить и жить.
Но...
На следующее лето, я, как-то утром ещё в постели, сказал Сашеньке:
— Сегодня у меня день рождения.
— О-о-о! Поздравляю! И сколько тебе стукнуло?
— Пятьдесят три.
Недоумённое молчание. Вижу - не верит. До этого момента разговор о возрасте как-то не заходил.
Встал, взял в коридоре из барсетки паспорт, принёс, показал.
Сашенька рот ладошкой прикрыла, посмотрела на меня немного испуганно и сказала:
— А я к тебе на "ты"...
И тут я с горечью понял, что пора уходить.
На работе, в обеденное время, сходил на соседний рынок и купил две большие клетчатые "челночные" сумки. Вещи перевезти.
Саша заехала за мной и всю дорогу до дома молчала, глазки отводила.
Только порог перешагнули, она обняла меня, прижала:
— Юра прости. Я тебя обидела.
— Нет, ангел мой, ты меня не обидела. Ты правильно сказала. Пойдём, сядем - поговорим.
Сели. И я начал объяснять. Соломку стелить.
— Саша, - говорю, - я тебя сильно люблю. Ты мне не наскучила. У меня нет другой женщины. И у меня не заклинило мозги. Но я от тебя ухожу.
— Ты всё-таки обиделся.
— Что ты, хорошая моя. Как я могу на тебя обидеться.
Она заплакала.
— Это нечестно! Я же ничего никому плохого не сделала! Почему так? Сначала Илью у меня отняли, теперь ты собрался уходить...