серым и бесцветным, но уже чувствующим скорое лето и тепло.
У меня были ключи, поэтому я не стал звонить. Быстро пройдя через придомовую лужайку, поднялся на крыльцо и замер. На небольшой веранде, где я в последние школьные годы часто сидел зачитываясь разными экзистенциалистами, стояли три больших чемодана и спортивная сумка.
«Видимо отец не дождался меня и решил свалить пораньше. Или это мать выставила их на крыльцо». — подумал я и смело зашёл в дом.
В прихожей как и раньше тикали большие напольные часы с маятником. Копия с часов 18 века. Отцу нравился викторианский стиль и английская чопорность. Интерьер дома соответствовал вкусам моего отца и здесь тоже всё напоминало об овсянке на завтрак и чае в пять часов.
Иногда мне казалось что завернув из прихожей в гостиную я увижу как у жаркого камина, уютно сидя в креслах, доктор Ватсон и Шерлок Холмс расследуют очередное преступление, выпуская клубы дыма в потолок и запивая неизменным шерри.
Никаких «ватсонов» и дыма не было. В гостиной был бардак. На маленьком диванчике валялся целый ворох одежды, одно кресло лежало на боку, а персидский ковёр, который всегда украшал комнату, словно побитый пёс, небрежно валялся в углу рядом с какой-то бутылкой.
Было тихо, только часы отстукивали секунды.
Обойдя поваленное кресло, я прошёл рядом с камином и заметил в нем какую-то светлую тряпку. Воспользовавшись кочергой, достал тряпку и определил её как порванную мужскую рубашку.
«Забавно! — хмыкнул я про себя. — Как будто кто-то пытается скрыть следы преступления».
Выйдя из гостиной, заглянул в столовую совмещённую с кухней. Там так же был кавардак с валяющимся стульями и тоже никого. Несмотря на зловещую тишину и бардак, я не думал о том что в дом забрались грабители. Все было слишком похоже на следы женской истерики.
Но несмотря на то что я думал, на второй этаж поднимался осторожно, усиленно стараясь уловить хоть какие ни будь звуки. И уже когда поднялся, я таки услышал слабый голос отца из его кабинета. Практически шёпот. Дверь в его кабинет была закрыта.
На вотором этаже было три комнаты если не считать двух маленьких душевых с туалетами. Кабинет отца был с лева от лестницы, а напрамую гостевая спальня. Справа же была родительская спальня, дверь в которую была приоткрыта.
Я заглянул туда и увидел мать лежащую поперек кровати. Она лежала на животе в одной короткой футболке и тонких чёрных ажурных трусиках. Ровный бронзовый загар покрывале её красивое и стройное тело. Грива длинных и волнистых каштановые волос рассыпалась в форме звезды по одеялу. Я не устоял перед таким видом и тихонько подкрался к кровати. Конечно я хотел проверить жива ли он вообще, а то мало ли.
Слегка прикоснувшись к тонкой лодыжке я шёпотом окликнул её. Она молчала, только мерно вздымалась спина говоря что она жива и, видимо, просто спит. Но я на этом не остановился и прикрыл дверь, что бы меня не было видно.
Почему то я очень возбудился от такого вида. Никогда прежде я не видел свою мать в таком неглиже. Мой организм не принимал никаких рамок и условностей. Он говорил мне, что это прекрасная женщина и почему бы тебе её не потрогать и не рассмотреть внимательнее, ведь ты не извращенец какой ни будь. Потрогай, шептал он, не будь как некоторые твои сокурсники, которым плоть мужчины милей женских плавных и упругих изгибов. Тут не поспоришь.
Многим с моего курса психотерапии самим следовало бы разобраться с собственными тараканами. Возможно, что их подспудные желания и толкали на это. «Объясни свою гомосексуальность чем угодно, главное, кричи на каждом