и улыбалась. На девушке было голубое с золотистыми и чёрными узорами платье восточного типа: широкие рукава, открытый живот и локти, длинный до щиколоток подол, который, тем не менее, имел глубокий зубчатый вырез спереди с золотистой оторочкой. Чёрные как смоль волосы её как всегда оказались заплетены в длиннющую косу с золотистой заколкой на конце, спускающуюся ниже попы. Впрочем… нет… не Маша это была. Плотоядная улыбка, глаза с вертикальными щёлочками зрачков и специфическая нахальная мина на лице, которая стала для парня уже своеобразной визитной карточкой, выдавали в ней Мариоку.
– Привет, – улыбнулся Живцов, чувствуя себя вполне бодро, будто и не засыпал на ходу совсем недавно. – А здесь безопасно? Чистые футки на нас не нападут?
– Нет, конечно, это ведь мой сон, в который я тебя пригласила, – ответила собеседница.
– Твой?
– Ага. Мне нравится эта природа, я часто вижу её во сне.
– И как я оказался в твоём сне?
– Через печать, – объяснила девушка. – Она позволяет нам связываться. И во сне связь становится даже чётче. Ведь сознание твоё не загружено явью.
– Хех, занятно, – улыбнулся Живцов, – ни разу не был ни у кого во сне.
– Считай, что теперь уже побывал.
– Погоди-погоди, слушай! А ты ведь во сне всё можешь, верно?
– Многое.
– Можешь мне свой облик чистой футки показать?
– Зачем?
– Ну, очень, хе-хе, хочется на ламию посмотреть. В лабиринте я видел одну ламию-голема, но она ведь не настоящей была?
– А ты у нас ксенофил, значит? – весело посмотрела на собеседника Мариока.
Тот подавил в себе порыв отнекаться и просто пожал плечами.
– Может, и ксенофил. Вот заодно и проверим.
– Ну… ладно, – согласилась футка и почему-то смутилась слегка. – Смотри, раз так хочется.
У ладоней девушки вдруг стала образовываться голубоватая дымка. От плечей и спины потекло золотистое светящееся марево, на животе и бёдрах проявились тёмные татуировки. А потом ноги Мариоки стали плыть и удлиняться, покрываясь чешуйками, и срослись, превращаясь в толстый голубовато-серый хвост с бледно-зелёными узорами, который вытянулся в длину метров на пять [2].
– Вау! – Выдохнул Слава, восхищённо глядя на змеедевушку. – Такая экзотическая красота! Я просто балдею!
Она плавно сделала полный оборот, показав себя со всех сторон, и, свернув хвост сложными кольцами, исполнила гибкий восточный танец.
– Потрясно! Ламии такие красивые, оказывается.
– Да, мы такие, – подмигнула ему польщённая девушка.
– А человеческое тело у тебя где заканчивается и переходит в змеиное?
– М-м-м, хочешь посмотреть, юный развратник, – весело прищурилась ламия. – Так вот ради чего ты всё это затеял. Письку мою змеиную решил изучить?
– Нет-нет, я просто так спросил, можешь не показывать, – смутился Живцов, и собеседница его заливисто рассмеялась. А потом она просто задрала подол платья вверх и показала своё интимное место. Змеиная кожа начиналась чуть ниже промежности, но крупные половые губки и лобок поверх человеческой кожи были покрыты редкими чешуйками, заменявшими, по всей видимости, волосы в интимной зоне. Клитор у ламии оказался ещё крупнее, чем у Маши в человеческом облике, выдаваясь вперёд между интимными складочками сантиметров на пять.
И после этих слов женский аналог члена стал стремительно увеличиваться и набухать, вытягиваясь в большую хайру, а точнее, в огромную хайру, сантиметров на десять длиннее, чем у Маши, и на парочку сантиметров потолще.
«Ой, мама! Она меня сейчас этим трахнет?» – испугался Живцов. Но чистокровная футка, вопреки его опасениям, не выглядела возбуждённой даже с полностью эрегированным половым органом. Хайра гибко
Васюганские топи (эроповесть) Часть 8 