головой. Говорила как отличница, бодро и чётко. Старалась.
— Глеб Михайлович! Это наша старая работница! Она в декрете была. Родила недавно. Вот, вернулась! – Пояснил анестезиолог.
Чужое семейное счастье мало сейчас трогало Глеба и он, поморщившись скупо поприветствовал новенькую-старенькую. Операция началась.
Все шло по плану пока где-то на третий час Глеб не заметил на белье «новенькой» Кристины характерные промокшие разводы в области сосков. Видимо, сочилось молоко из кормящей груди. Глеб и не придал бы этому значения, если бы эти темнеющие места на большой груди, которая угадывалась под хирургическим бельём новенькой, вдруг не вытеснили из головы всё остальное. Он почему-то представил как молоко сочится из больших отвисших как коровье вымя доек у стоящей раком этой старательной и робкой Кристины, представил большой оттопыренный зад бабы, и странно для себя возбудился.
Даже смешно. Наверно сказывалось длительное воздержание. Он заканчивал операцию уже на автомате, отгоняя шальные пошлые мысли. Что это с ним, почему он фантазирует о девушке, которой даже ни разу не видел, только глаза и неясный силуэт под халатом?!
Уже в отделении, он в поисках старшей сестры заглянул в её кабинет и вместо дородной и наглой «старшухи» вновь увидел Кристину. Он узнал её даже не по лицу, которое видел теперь впервые, а по её груди. Вывалив наружу большую налитую сиську, Кристина сцеживала молоко. Оно брызгало из широкого размочаленного соска, сжимаемого белыми от напряжения пальцами, и тонкими струйками цыкало по стенкам банки.
Глеб Михайлович так оторопел от увиденного, что замер уставившись на это особенное зрелище: полуголая баба, грудь, молоко…
— Может вы отвернётесь всё же?! – Кристина посмотрела на него и сказала твёрдо, но без обиды. При этом она почему-то улыбалась, глядя как тупит дядька-хирург, видя её грудь. – Может вам молока?! – Добавила она, окончательно смутив мужчину.
— Да! Нет! Извините меня, пожалуйста! – Запричитал Глеб и, покраснев, вылетел пулей из кабинета. Он долго потом вспоминал эту сцену, она его тоже непонятно заводила. И еще перед его глазами было лицо Кристины. Сцеживаясь, девушка закусила губу и закатила глаза. И чем больше мужчина вспоминал её, тем больше ему казалось, что она испытывала в этот момент особенные чувства, так живописно отразившиеся на её лице.
С того дня Глеб Михайлович исподтишка отслеживал новую сотрудницу, искоса наблюдая за ней везде. Она же ловила его взгляд и тихо улыбалась чему-то своему, беззащитно и покорно.
В отделении Кристину знали и любили. Получается, что только Глеб Михайлович, как человек новый, не был с ней знаком. Краем уха он слышал, как другие ординаторы, обсуждая возвращения операционной медсестры посмеивались, вспоминая какую-то историю, произошедшую с ней до замужества. Будто её изнасиловал кто-то из отделения, или наоборот, она с кем-то развлекалась, а их застали. Из обрывков разговора понять кто - кого было невозможно. Но Глеба задела эта история в силу его собственного прошлого. Он представал Кристину в развратных позах в ординаторской и краснел от возбуждения и злости. "Все они – шлюхи! На вид такая скромница, а только покажи член, она готова обо всём забыть, как бывшая!", - Злился Глеб Михайлович.
Мысли его почему-то снова и снова возвращались к Кристине. В ней не было особой красоты или грации. Крупная, невысокая. Мягкая. С широкими плечами, как у бывшей спортсменки. Ходила основательно, крепко ступая. Но эти глаза! Почему они так смущали Глеба Михайловича?! В них не было обычной для замужних женщин холодной дистанции. Та которая отпугивает лучше всяких перцовых баллончиков. Наоборот, он видел, угадывал там покорное ОБЕЩАНИЕ и жгучее ЖЕЛАНИЕ. Или просто ему всё это чудилось из-за долгого
Нисхождение (Полная версия) 
webmaster@3iks.ru