— Ну, я не дурачок, дочка. А вот спать на печи люблю. И особенно сейчас в мороз, зимой. Там сзади есть лаз, и вверху на печи устроены палати, на которых постелено покрывало. А то кирпичи горячие и можно обжечься. - пояснил я Тане, нисколько не обидевшись на ее слова.
— Садись за стол и посиди немного. Я сейчас приду. Мне нужно лошадь распречь и отвести её в сарай, в тепло. - предложил я дочери, указывая ей на стул сбоку стола.
Стол на кухне у меня был старинным и представлял собой большую тумбочку, которая сверху служила столом, а внизу по центру имела дверцы и ящики для хранения посуды.
— Да иди, пап, я пока погреюсь, а то задубела на этом автовокзале. А когда вернёшься, ты меня покормишь. Я кушать сильно хочу. - ответила мне Таня, садясь на стул и смотря на закуски, стоящие на столе, голодными глазами.
Я вышел из дома, распряг Машку, отвёл её обратно в сарай, в теплую закуту, дал ей обещанное угощение в виде полведра моркови и наложил в кормушку побольше душистого сена, чтобы лошади хватило до утра. Не обошел я вниманием и Цыгана, налив ему в миску теплой мясной похлёбки и бросив в нее несколько вкусных сахарных косточек из свинины, купленных на рынке специально для собаки.
Управившись на улице, я зашёл в дом, отряхнул веником с валенок снег, поставил на террасе больше ведро для того, если Таня захочет в туалет по маленькому. Не выходила на улицу в мороз, а сходила на ведро. И когда зашёл на кухню, то прямо остолбенел на пороге от увиденного.
Пока я распрягал лошадь, Таня успела раздеться и сидела на кухне за столом на стуле в короткой джинсовой юбке и в цветастой блузке, положив ногу за ногу и выставив напоказ свои ляжки, обтянутые чёрным капроном чулок или колгот.
Дочь курила длинную женскую сигарету с белым фильтром, и её лицо раскраснелось от тепла. А ещё у Тани, как оказалось, имелся довольно внушительный животик. Она была беременна, и как минимум на третьем или четвертом месяце.
— Вернулся пап, давай корми меня. И выпить налей. Нервы на пределе с этой поездкой ни как не могу успокоиться. - сказала мне дочь, туша окурок сигареты в пепельнице на столе, и опустила ноги. Но сделала это так неумело или специально, что я на миг увидел края резинок её чулок и часть белых трусов под юбкой.
И у меня, к моему ужасу, моментально встал член. Таня фигурой пошла в Ларису, свою мать, у дочери были крупные груди, аппетитная фигура, широкие ляжки и выпуклая пухлая жопа, как у мамаши. И только лицом Таня похожа на меня и была красивее Ларисы.
— Мне не жалко водки, дочка. Но разве в твоём положении можно курить и употреблять алкоголь? - спросил я у Тани, в нерешительности держа открытую бутылку с самогонкой в руке.
— Немного можно, пап. Сегодня праздник, а после праздника я завяжу. - сказала Таня, поднимая со стола пустую рюмку и протягивая её мне.
И я налил ей, так как вдруг захотел напоить родную дочь.
Да и потом, мне нужен был собутыльник. Одному пить, да ещё на Новый Год, было совсем не в кайф.
— Вот грибочка маринованного, Танюш, возьми. Им самое то самогонку закусывать. - говорил я дочери, подкладывая ей в тарелку маринованные грузди и куски запечённой в печи зайчатины.
После выпитого лицо у девушки ещё сильнее раскраснелось, и она, сидя за столом с красным лицом и распущенными по плечам каштановыми волосами,
Баночка - скляночка 