месяца. Мрачные. Безнадежные. Постоянно меняющиеся.
Теневые фигуры набивали меня едой и разделывали заживо, выделывая шкуру из долларовых купюр, в то время как я бессильно кричал. Пит колотился в Лизу на моем столе, а она умоляла его подарить ей детей, которых никогда не подарю я. Мои друзья показывали пальцами и смеялись, когда за моим толстым, голым телом гнались адские псы с лицами моей бывшей жены и лучшего друга. Мое подсознание было ярким, но не слишком тонким.
Я начал бояться спать. В надежде снова обрести тот чудесный сон без сновидений, я стал гулять по ночам, до поздней ночи. Мой новый район был не слишком плохим, и я проводил время, бродя по его улицам. Моя выносливость была подорвана сидячим образом жизни, и я мог гулять только полчаса за раз, но в конце концов, дошел до того, что гулял до раннего утра.
В некотором роде я достиг своей цели. Я действительно уставал и снова стал спать без сновидений. Но поскольку я начал терять вес и повышать свою выносливость, мне приходилось ходить все дольше. А если я этого не делал, мне опять начинали сниться кошмары. Моя работа стала страдать. Я либо не высыпался, потому что слишком поздно ложился гулять, либо не высыпался, потому что меня заставляли просыпаться кошмары. Нужно было что-то менять.
Моя сестра Алли порекомендовала психотерапевта Джима, который помог ей пережить разрыв. Сначала я сомневался, ведь я знал, что стало причиной этого. Знал, что отдавал слишком много себя работе и слишком мало – жене, а поскольку природа не терпит пустоты, Пит стал тем человеком, которым не мог быть я. Алли рассказала мне кое-что из того, что говорил ей Джим, что окончательно убедило меня. Иногда мы смотрим на симптомы и думаем, что это и есть болезнь.
***
Наши первые сессии были посвящены тому, чтобы узнать друг друга. Я узнал Джима достаточно, чтобы убедиться в том, что он сможет мне помочь, и выложил ему всю свою историю. Сначала я говорил о ближайшем прошлом; в конце концов, именно поэтому я и оказался здесь. Он слушал, пока я рассказывал о нашей истории, как Лизы и меня, так и меня и Пита, а затем о последнем годе моего брака и дружбы, о моем стремлении к продвижению по службе и, наконец, о том, как я застал их вместе. Он сочувственно кивнул и задал несколько основных вопросов, но в основном, позволил мне извергнуть поток бессознательного рассказа о своей жизни.
Когда я закончил, он спросил:
– Почему ты думаешь, что заслуживаешь этой боли?
Сначала я был ошеломлен. Затем? Я был зол. Более того, я был в ярости. Я поднялся на ноги, крича на него.
– Да пошел ты! Как ты смеешь так говорить? Я не заслуживаю этого! Я вообще этого не заслуживаю! Я пытался быть хорошим мужем и хорошим кормильцем! Я любил ее, а она это отбросила. Я относился к нему как к брату, а он ударил меня ножом в спину. Это они сделали! Они заслужили эту боль! А я нет!
Во время моей обличительной речи Джим сидел почти бесстрастный. Когда он заговорил, его голос был мягким, успокаивающим.
– Я не говорил, что ты заслуживаешь этого. Ты и не заслуживаешь. Я спросил, почему ты думаешь, будто заслуживаешь этого.
Я опустился обратно на диван, настороженно глядя на него.
– Я не думаю, что этого заслуживаю. И не знаю, о чем ты говоришь. Это они сделали, не я.
– Если ты считаешь, что не заслуживаешь боли, тогда почему себя мучаешь?
С тёщей на рыбалке 
webmaster@3iks.ru