старухину замуж не берут. Старуха блины ей кидала и била ее, а собачка – все свое...
Вдруг заскрипели ворота, отворилась дверь, в избу идет падчерица – в злате-серебре, так и сияет. А за ней несут короб высокий, тяжелый.
Старуха глянула на свою падчерицу, как она вся нарядная на санях с дедом приехала, и руками всплеснула. А потом руки врозь расставила.
– Запрягай, старый хрыч, другую лошадь! Вези, вези мою дочь Валюху в лес, да посади на то же самое место...
Старухина толстая дочь Валюха упиралась, не хотела она в дедовы сани садиться, в лес на трескучий мороз ехать. Да старуха ее сама заставила, скалкой стукнула, смирно сидеть ей велела.
Старик усадил старухину дочь в сани, повез ее в лес на то же место, вывалил в сугроб под высокой елью и уехал.
Старухина дочь сидит, зубами стучит. В полушубок старухин меховой прячется, в тулуп закутывается. А Морозко по лесу потрескивает, с елки на елку поскакивает, пощелкивает, на старухину дочь поглядывает.
Оборотился Морозко зайцем, и прискакал к старухиной дочке. Спрашивает,
– Тепло ли тебе, девица?
А она ему:
– Ой, студено! Поди сюда, заяц, тут я с тебя шкуру сдеру, себе на плечи повешу. ..
Ускакал заяц от нее, и снова в Морозко оборотился. Рассердился на неё Морозко, задул сильнее, у старухиной дочери сапоги с ног вертом сдуло, и осталась она босая сидеть под елью.
Морозко стал ниже спускаться, пуще потрескивать, пощелкивать. Посмотрел он что старухина дочка поделывает.
Смотрит, как Веруха, старухина дочка, сидит, дрожит, босые ноги поджала под себя, и под полами тулупа прячет.
Оборотился Морозко вороном, слетел с ветки на землю, и спрашивает,
– Тепло ли тебе, девица? Тепло ли тебе, красная?
– Ой, руки, ноги отмерзли! Полети сюда, ворон, я то у тебя перья пообщипываю, да ими и укроюсь.
Рассердился ворон и улетел, сел на ветку, и оборотился снова в Морозко,
Еще ниже спустился Морозко, сильнее приударил, затрещал, защелкал. Потом подул он ветром так сильно, что сорвало со старухиной дочки тулуп, а потом сорвало с неё и сарафан.
Осталась старухина дочка стоять в одном нижнем белье и босая. Стоит старухина дочка, дрожит, на Морозко злыми словами ругается.
Рассердился на неё Морозко. Решил в последний раз ее проверить.
Оборотился тогда Морозко в купца богатого, сидящего в санях да правящего за возжи лошадью. На санях поклажа, сундуки лежат с товаром разным, который купец на ярмарку везет, людям показывать, покупателей зазывать, да дорого продавать.
Подъехал Морозко — купец на санях к старухиной дочери. Спрашивает,
– Тепло ли тебе, девица? Тепло ли тебе, красная?
– Ой, совсем застудил! Сгинь, проклятый Морозко! Давай скоре уже свой сундук с приданным да богатыми подарками. Я домой уже хочу!
Рассердился на неё Морозко, решил что не будет с этой девицы проку. Щелкнул он своим кнутом лошадь, и умчался на санях в лес, только от его саней след и видели. И никаких подарков он ей не оставил.
Осталась старухина дочка стоять в лесу в одном нижнем белье, замерзла совсем, окостенела, чуть только жива осталась. Прошло время, а старуха посылает мужа:
– Запрягай скорее, старый хрыч, поезжай за дочерью, привези ее в злате-серебре... Старик уехал. А собачка под столом:
– Тяф! Тяф! Старикову дочь женихи возьмут, а старухину дочь в рогоже везут.
Приехал старик на санях обратно в лес, а старухина дочь вся замерзшая в нижнем белье стоит, дрожит.
Завернул он старухину дочку в рогожу, усадил в сани, накрыл сеном, да привез домой.
Заскрипели ворота, старуха кинулась встречать дочь. А та чуть живая от холода в санях сидит. Занесли они со стариком старухину дочь, да на печь греться положили. Так
Алина во власти скинхэдов 
webmaster@3iks.ru