Майка любила субботу. Во-первых, следующий день выходной и нет необходимости готовить, порядком надоевшие за n лет учёбы уроки. Во-вторых, суббота – банный день, точнее вечер, и эти вечера Майке ужасно нравились. В их семье баня была почти культом.
Папа и мама, едва закончив строительство коттеджа, воздвигли рядом капитальное сооружение, где должным образом разместили вместительную парилку с широкими полками в несколько ярусов, удобную мыльню и просторный предбанник, в котором можно было, не толкаясь, раздеться, а, при желании, и посидеть за столом, попивая вынутый из, стоящего здесь же, холодильника морс или квас. Рядом устроили бассейн, наполненный холоднющей, добываемой из глубокой скважины водой. И, с тех пор, каждую субботу отправлялись помыться и всласть похлестать себя веником. Сами большие любители попариться, родители, с малолетства таская с собой Майку и её младшего на год братишку Валерку, вырастили ребятишек преданными поклонниками русской бани.
Майка помнила, как, поначалу, они с Валеркой, визжа от ужаса при виде, с шипением вырывающегося из каменки, облака пара, отсиживались, спасаясь от жары, на нижних ступеньках. Зато теперь, она не знала большего удовольствия, чем, забравшись в самый жар на верхнюю полку, лежать, чувствуя, как по всему расслабленному телу гуляет берёзовый веник. А когда жара станет уже невыносимой, выскочить из бани и, пробежав три метра по дорожке, с воплем кинуться прямо с бортика в ледяную воду или, в зимнее время, в сугроб, который специально нагребал папа, и блаженно остывать там, пока не станет по настоящему холодно. Тогда снова мчаться в парилку и снова, и снова.
Ужасно приятно было плюхаться в воду абсолютно голой. Совсем другие ощущения, чем в купальнике. Высокий забор позволял это делать, надёжно укрывая происходящее от любопытных глаз. А что до Валерки с папой, то никакого разделения полов при мытье в их семье отродясь не водилось. Если в обычный день, Майка уже года два или три не болталась по дому без юбки, а тем более в одних трусиках, без лифчика, то в бане она абсолютно не стеснялась ни вида голых мужчин, ни того, что она сама ходит перед ними полностью раздетой. Да чего там, папа свободно мог, шутя, погладить Майку ладошкой пониже спины, а то и слегка, но вполне недвусмысленно, потискать розовую девчоночью попку, и мама его за это никогда не ругала.
Да, и не были они в бане папой и мамой. Просто Андрей и Лена. Как говорил Андрей: «В бане все равны и одинаково голые». И даже после, когда все, уже намытые, сидели в доме, отпиваясь чаем или квасом, родители оставались Андреем и Леной. И с ними можно было поговорить о чём угодно. Даже о таком, что и у лучшей подруги спросить стыдно. А Андрей с Леной, не таясь и не сердясь, отвечали. Могли, порой, и кое-что показать им с Валеркой. Ну, самую малость, конечно.
А уж что позволялось в самой бане! Валерка, всегда обращавшийся к маме чуть ли не на «вы», запросто мог звонко оттянуть Лену веником или просто ладошкой по аппетитной заднице, а то и, в последние полгода, слегка приобняв, прихватить за упругую, не утратившую после рождения двух детей формы, грудь. И Лена никогда на него не сердилась. Наоборот, могла, повернувшись, подразнить Валеркино достоинство или, действуя раньше несколькими пальцами, а теперь уже и всей ладонью, привести его флажок в стоячее положение.
Причём, Валерка ничуть не переживал от того, что разгуливает перед Леной и Майкой со стоящим. Впрочем, Андрей вёл себя
Ты можешь притворятся сестра 