ведь я собиралась разрешить тебе свободно разгуливать по дому и по парку. Даже сказала Борису, что, наверно, стоит тебя иногда вывозить в город.
Я тяжело вздохнул и покорно лег на бок. Женщина покусала изнутри губки, видимо, стараясь не улыбнуться.
— Но, ничего. Посидишь у меня в клетке столько, сколько надо будет, я не спешу. Тебе, в конце концов, в ней страдать.
Ужаснувшись этой перспективой, я самым позорным образом заревел и, размазывая кулаком слезы по лицу:
— Пожалуйста, госпожа, простите меня, я больше никогда не буду так себя вести.
— Ты мне и раньше так говорил. Ты легко обещаешь, но и не думаешь выполнять свои обещания.
— Да, я очень виноват, - всхлипывал я, не зная как вымолить прощения у этой бессердечной самки. – Накажите меня, пожалуйста, высеките меня плеткой.
— Вечером, когда придет Борис, - сказала Галина, - я тебя отведу наверх, и ты при нем попросишь у меня прощения.
— Спасибо, госпожа, вы так добры!
— Это еще не все. Ты заявишь, что полностью отказываешься от своей квартиры.
— Да, конечно, госпожа.
— Сам попросишь при нем, чтобы я тебе поставила клеймо.
— Слушаешь, госпожа. Но это, наверное, очень больно.
— Ничего, потерпишь. И последнее: попросишь, чтобы я тебя кастрировала.
— Кастрировала?!
— Вот именно, кастрировала.
— То есть?... – я не мог поверить своим ушам!
— То есть отрезала у тебя половой член. Вот мои условия. Если ты их принимаешь, вечером выкладываешь все это Борису. Если нет, продолжай гнить в этой клетке.
Я остался лежать в клетке и, хотя был совершенно голым, не считая ошейника и кандалов, чувствовал себя сильно вспотевшим. Вот куда завела меня эта патологическая страсть быть в подчинении у женщины! Я теряю абсолютно все, включая и свое мужское естество, а что получаю взамен? Сомнительное удовольствие быть рабом у разнузданной женщины.
Но какова фемина! Конечно, раз она превращает мужчину в раба, то должна лишить его всего – это так логично! Мне пришлось признаться самому себе, что не могу не восхищаться этой женщиной. И, наверное, мне выпало уникальное счастье быть рабом у такой женщины. У нее, разумеется, было много мужчин и, вероятно, будет еще столько же. Но ее рабом может быть только один, и на эту роль она выбрала именно меня.