того как Робби лег спать, у нас с Шоной состоялся взрослый разговор, хотя он был больше похож на то, как она излагает свое видение будущего.
Впервые ее вырвало в начале недели, и она пошла к местному врачу. Там провели обследование, подтвердившее, что она находится на ранней стадии беременности, возможно, на сроке от шести до восьми недель. Она не сказала Каллуму, что он станет отцом, потому что он уже решил принять предложение о поступлении в Эдинбургский университет и на следующей неделе уезжал из долины.
– И теперь ты ожидаешь, что я все это просто забуду? – спросил я.
– Ты же знал, что это была лишь временная договоренность, Роб, – сказала она. – Теперь, раз Каллум решил покинуть долину и поехать в Эдинбург, все кончено.
– Не понимаю, как ты могла подумать, что мы сможем вернуться к прежним отношениям, – ответил я, – даже без учета недель и месяцев, что ты провела, трахаясь с Каллумом, и ребенка в твоем животе.
– Я прошу тебя простить и забыть случившееся, – умоляла она. – Ты – прекрасный муж и отец, Роб. Ребенку нужна любящая семья, и надеюсь, ты это поймешь.
– Ну, это не совсем так, – ответил я. – Я думаю, что ответственность за последствия своих действий должны взять на себя вы с Каллумом. Пожалуйста, не жди, что я разделю это бремя.
– Но этот ребенок не станет для нас обузой, – сказала она. – Для Робби будет хорошо иметь маленького братика или сестричку, а еще один ребенок не сильно увеличит наши расходы.
– Не думаю, что ты понимаешь, – сказал я ей, – я не заинтересован в примирении с тобой и не собираюсь брать на себя родительскую ответственность за твоего ублюдка.
Она выглядела ошеломленной, а потом разрыдалась.
– Как ты можешь быть таким жестоким? – воскликнула она, выбегая из комнаты.
***
Через несколько дней, пока я был в дороге, Шону обслужили. В заявлении о разводе было подробно описано, когда и где произошла ее измена с Каллумом МакДарреллом, и указано, что она носит его ребенка. Даже если она какое-то время жила в стране грёз, я ожидал, что теперь Шона поймет, что ей придется иметь дело с последствиями своих действий.
Получив бумаги, Шона позвонила мне, будучи расстроенной и ничего не понимая. Суть ее слов сводилась к тому, как я могу быть таким жестоким, на что я ответил:
– А со мной ты разве не была жестока?
В те выходные я не вернулся в Лохмаганди, потому что ни за что не собирался жить в одном доме с Шоной и давать кому-то основания полагать, будто брак не распался безвозвратно. Выбор был трудным, но я рассчитывал, что скоро смогу навещать Робби на несколько часов каждые выходные, даже если для этого придется каждый раз ездить из Инвернесса туда и обратно.
В тот же день, когда Шону обслужили, я позвонил Хизер МакДаррелл и сказал, что мы с Шоной разводимся, и я прекращаю наши отношения друзей с привилегиями. Мне нравилось трахать Хизер, но я не хотел никаких осложнений от продолжения отношений с ней, особенно если ее парень Донни серьезен в своих намерениях.
В течение следующих нескольких месяцев многие люди пытались вмешаться, включая леди Фиону, обвинившую меня в нарушении сделки, которую, как она была уверена, мы заключили. Я указал, что никогда не говорил, что не разведусь с Шоной. Насколько я знал, Хизер предложила себя без всяких условий, просто потому, что я ей нравился. Я считал маловероятным, что леди Фиона позволит использовать информацию о романе ее дочери со
первые шаги похоти 