У законодателей есть свой штатный юрисконсульт, точнее, несколько. Тем не менее, они не могли отсечь взятки, набивавшие карманы законодателей.
Фрэнк обладал двумя основными качествами, необходимыми для этой работы: темной кожей и продажной душой. В обмен на его услуги значительная часть работы по облигациям государственных органов проходила через его фирму. Но не львиная доля, по-прежнему остававшаяся прерогативой правительства из трех человек - спикера, лидера большинства в Сенате и губернатора. Поскольку губернатор не использовал свою долю взяток из-за того, что Тони считал расточительной добросовестностью, всем остальным оставалось гораздо больше.
Иногда личная этика Кинкейда просто оскорбляла политическую мораль Тони. Было просто неумно позволить другим захватить все взятки. Способа предотвратить это не было. В Олбани всегда решали, кто сколько может урвать. С тех пор как Ричард Кроакер изобрел концепцию честных поборов, игра сводилась к тому, как увеличить свою долю пирога. Политикам предъявляли обвинения, но Верховный суд США освобождал их, поскольку, в конце концов, в основе американской политики лежал подкуп.
— Пожалуйста, сегодня никакой политики, - умолял Тони, когда Фрэнк сел за стол.
— И не думаю, - ответил Фрэнк.
Какое-то время они сидели, попивая пиво и наблюдая за игрой, затем Фрэнк затронул тему, заставившую его разыскать Тони.
— Как дела с миссис Фицджеральд?
— А что, что вы слышали? - немного резче, чем намеревался ответил Тони.
— Только то, что у нее... скажем так, «неестественная» приверженность своему браку.
Тони коротко усмехнулся:
— Интересный способ выразиться. Но скажите мне, что вы считаете естественным?
Глаза Тони сузились, и он пристально посмотрел на Фрэнка Паттерсона:
— К чему вы клоните?
— К тому, что этот мир неспокойный, и у нас есть кое-что общее.
— В чем именно?
— В причине того, чтобы убрать из него Стивена Фицджеральда.
Глава 8
Дом на Конгресс-стрит находился прямо напротив небольшого парка. Это была тихая улица в процветающем районе Бруклина, расположенная между Кэрол Гарденс и Бруклин Хайтс. Джимми О'Рейли не видел в районе Коббл-Хилл никакого холма. Насколько мог судить адвокат из Олбани, район был плоским как блин, восточная граница его проходила по скоростному шоссе Бруклин-Квинс, а западная - по Корт-стрит. В центре Коббл-Хилла находился небольшой парк, куда молодые родители приводили своих малышей поиграть.
Дом МакМанусов был одним из сплошной стены рядных домов напротив парка. Каждый дом шириной чуть больше шести метров имел ступеньки, называемые крыльцом, подвал в английском стиле и три верхних этажа. Большинство из них были разделены на небольшие квартиры по завышенным ценам, но только не дом МакМануса. Формально в подвале была квартира, но верхний дом был единым целым, где священник Томас МакМанус содержал свою семью.
Джим О'Рейли приехал солнечным днем в конце октября, позвонив и договорившись о встрече с Мэриэнн МакМанус. Его встретила элегантная женщина, возраст которой он бы определил как не более пятидесяти лет. Одета она была стильно в темно-синий костюм и туфли на низком каблуке. Мэриэнн была утонченной и явно хорошо образованной. То, как она держалась, и ее гибкие движения, когда она проводила гостя в салон, говорили о скрытой сексуальности, которой он не ожидал.
Джим О'Рейли пришел расспросить пожилую матрону, а нашел грозную и умудренную жизнью женщину.
— Пожалуйста, присаживайтесь, мистер О'Рейли, - сказала она, указывая на одно из кожаных кресел с откидной спинкой, стоящих у небольшого дивана. Салон был дорого обставлен, стены оклеены обоями в викторианском стиле, но мебель представляла собой смесь современного двадцатого века и конца девятнадцатого. Это был дом богатой пары, приобретвшей свою мебель индивидуально и в течение длительного времени.
Эффект неожиданности 