несколько капелек мочи - не выдерживая, Маша периодически переставала контролировать себя. Если бы не прошлая «тренировка» на кресле Греты, девочка давно бы билась на полу в полу-оргазмическом, полу-эпилептическом припадке, разбрызгивая по ковру свои любовные соки и крича в пустой квартире, настораживая случайно оставшихся дома соседей. Но, благодаря перенесенному в кабинете издевательству, Маша и сейчас все еще оставалась в сознании, корчась и дрожа от испытываемых ощущений. Агония ребенка затягивалась, и в очередной раз разряжаясь под собственный заглушенный вопль, школьница наконец почувствовала, что ее сознание уплывает. Уткнув распухшее от слез лицо в игрушку которая заглушала ее детские тонкие всхлипы и стоны, Маше наконец перестало хватать достаточно воздуха для продолжения крика, и поплывшее сознание наконец перетекло в полноценный обморок, даря этой худенькой девочке покой. Ее руки расслабились, ноги перестали сжимать игрушку как безумную, а лоб разгладился, когда Маша отключилась и впала в забытье. Только спазмы ее крошечного розового влагалища, которое блестело от выплеснутой на бедра и пол смазки, продолжали медленно и неохотно затихать, а ее багровый клитор пульсировал не переставая.
...Туман. Белый молочный туман около нее...
... до Маши донеслись голоса, которые шли откуда-то со стороны и сзади. Она попыталась оглянуться, но бесполезно - комната словно вращалась вслед за ней. Вдруг, в очередную попытку, она увидела своего отца и Грету, которая была одета так же, как одевалась ее мама по старым сохранившимся фото, когда была молодая. Но поверх уже знакомой одежды на Грете был белый халат и очки, а в руках у нее были бумаги.
Они негромко беседовали, возвышаясь над ней, такие высокие и одновременно такие негромкие. Маша видела их словно сквозь стекло.
— Нет, она мне не нужна. - безучастно произнес ее отец. - Это дефектная дочь, такая же как ее мать. Она мне будет только мешать, я говорил сегодня.
— Но она же ваша дочь. Вы уверены? - голос девушки был противоположностью строгому мужскому голосу, он лучился добротой и каким-то... предвкушением?
— Профессору нельзя иметь такую распутную дочь. Вы сами знаете это! Ее уже поздно лечить.
— Ох, хорошо. Прости, малышка - Грета наклонилась к девочке, поправляя той прядь волос и мягко утешая. - Мы не успеем тебя вылечить, как ты слышала сегодня. Ждать пока ты станешь мешать, мы тоже не будем - руки Греты начали возиться с чем-то вне поле зрения ребенка...
...Маша попыталась увидеть что она делает, но она не смогла повернуть голову в сторону. По бокам от нее словно клубился белый туман, заполняющий комнату. Тогда она наклонила голову вниз, и увидела что к ее трусикам подходят два провода, которые заходили внутрь, а сама девочка привязана к креслу широкими кожаными ремнями. Она вскинула голову и увидела, что Грета стоит около знакомого ей приборчика, держа в руке пульт.
— Ты очень хорошая, но нам не нужно чтобы ты начала мешать своему отцу - снова повторила девушка, нажимая кнопку на пульте. Маша попыталась закричать, когда через нее побежал ток, но не смогла это сделать потому что рот был заткнут какой-то мокрой и влажной тканью. Она извивалась перед отцом и Гретой, сгорая от стыда что они видят ее такой, видят как она дергается на кресле, видят ее постыдное удовольствие. Но моргнув, девочка увидела что перед ней уже никого нет, и она одна прикована на кресле в комнате, полной тумана. В панике девочка перевела взгляд на прибор, и увидела что там идет таймер обратного отсчета. На нем было написано: 8 часов... Маша моргнула... 17 часов... эта цифра при следующем взгляде сменилась... 24
Послевкусие (откровенно о путанах и не только). Часть 3 
webmaster@3iks.ru