да через ворот подбородок подпирает. Впору хоть бороду отрастить, чтоб эдакий срам прикрыть.
А дальше и вовсе маета началася. Парни-то все девок сношают, да в красивых яйца свои опустошают. У Ивана же семя без меры копится. И от семени ентого яйца его так разбухли, что меж колен качаются, в штаны не помещаются.
Как стало совсем невмоготу, дождался Иванушка, пока все по делам пойдут, на лавку поудобней уселся, елду свою выпростал и знай себе наглаживает. Сам же грезит, будто это зазноба его Дуняша-красавица нежит да ласкает. А как настало время ядра опустошать, тут уж Иванушка совсем в беспамятство впал. Когда же в себя пришёл, огляделся - аж за голову схватился... Три дня и три ночи избу отмывали!
За енту оплошность батюшка пороть не стал, но строго-настрого наказал: чтоб больше в избе ни о чём слаще старой кочерги и думать не смел.
Легко сказать. Тут хоть думай, хоть не думай, но едва токмо вечером девки по деревне откричались, а на заре петухи, и вот уже у Иван-елдака ядра снова так налИлись - в девичьих ладонях бы не поместились.
Сидит Иванушка, без девки страдает, как пыл в шарах остудить гадает. Ничего лучше не придумал, как пойти на озеро, и в самом деле хозяйство свое в водице остудить.
Сказано - сделано. Токмо направился Иван на дальний берег, куда люд деревенский обычно не захаживает. Как пришёл, первым делом штаны спустил, огромные ядра свои из тесноты освободил. Аж вздохнул с облегчением. У кромки уселся, да хозяйство своё в водицу опустил. Знай себе сидит наслаждается.
Вдруг чувствует, будто коснулся кто-то самого навершия уда. Глянул и обомлел - из воды смотрит на него девица небывалой красоты! И не просто смотрит, а заодно навершие лижет.
Что за невидаль! Хотел было Иванушка вскочить, а девица елду его руками схватила и не отпускает. Замер парень, как истукан, и не знает, то ли ласками наслаждаться, то ли за хозяйство своё бояться.
А красавица знай себе дело свое нескромное продолжает: в глаза глядит, да уд устами ласкает. Хоть и боязно Ивану, но всё же стал быстро силой мужской наливаться. А девица елду обхватила руками пуще прежнего, так её из воды и выудил. Глядь, а у девицы вместо ног - хвост рыбий!
Какую рыбку диковинную поймал!
А бесстыдница знай своё дело продолжает, в глаза парню смотрит и вопрошает:
— Что, Иванушка, не весел, в хладну воду уд повесил?
— Как же мне веселиться, красавица чудесная. На деревне девки со всеми парнями гуляют, а меня как огня избегают. Всё из-за уда моего треклятого.
Засмеялась русалка, будто ручеёк весенний зазвенел, мужскую плоть наглаживает да приговаривает:
— Глупые они, богатство такое отвергают! А хочешь, я твоей полюбовницей стану?
Словам Иванушка дивится, но яйца просят разрядиться. Подумал-подумал, да и согласился. Ну и что, что хвост рыбий. Зато лицом прелестна, станом чудесна. Как осинка стройна, грудки маленькие, но круглые, высокие, маленькие вершинки чуть вверх да порознь смотрят.
— Коль полюбовницей назвалась, - молвит Иванушка, - так помоги с тяготой моей совладать.
А русалка будто только этого и ждала - ещё усердней об уд трётся, целует, да ручками берётся. Уж изо всех сил трудится-старается, а семя у Ивана всё не изливается.
— Не сдюжить мне одной, не справиться. позову на подмогу сестрицу-красавицу.
Ударила русалка дважды хвостом по воде, и вдруг из глади озёрной вторая диковинная девица появляется, да к любовникам направляется. А как вынырнула по пояс, так у Иванушки пуще прежнего глаза загорелись. Сестрица-то красотой ничем не уступает, а из под прядей налитая грудь выпирает. Волосы густые откинула, Ивана пригодностью