старому корешу в момент нужды... В общем, пока мне не нужна моя квартира-студия, там живут Петруччо с Катькой.
Для меня квартирный вопрос никогда остро не стоял — от родителей остались сразу две хаты. Но куда их две-то? Солить, что ли? Поэтому я и пустил в «однушку» Серого с супружницей, которая наотрез отказывалась жить в семье мужа, где ее за человека не считали, и молодой ячейке общества приходилось ютиться по съемным углам. Пустил, и даже денег с них не беру, потому что не по-христиански это — с друзей денежку взимать почем зря. Вот такой я молодец. Главное, чтобы за коммуналку платили, да и ладно. Еще Петруччо присматривает за второй моей квартирой, когда меня нет в городе, а это случается довольно часто, посему никто ни на кого не в обиде.
— Привет, Слав, — расплывается в улыбке Катерина, открыв мне дверь и пропуская внутрь жилища. — Проходи, раздевайся!
— Здорово, Кать! Сразу предупреждаю — я вас стеснять не собирался. Это все Серый, если че...
— Да брось!.. Кого ты стеснить-то можешь в собственном доме? — смеется женщина и в шутку хлещет меня по плечу ладошкой. — Это мы тебя стесняем. Раздевайся, проходи, не стой на пороге...
Эти двое всегда немного смущаются, что им приходится жить, по сути, на птичьих правах, а Серега изо всех сил стремится переломить сложившуюся ситуацию, но пока у него ничего не получается. Друг мой чувствует вполне понятное неудобство из-за всей этой ситуации, поэтому он частенько зазывает меня в гости, стремясь напоить от души. Считает себя обязанным, хоть я ни разу и не дал ему повода так думать. Но, видимо, в Сереге говорит что-то бессознательное... Обычно я отказываюсь от столь щедрых предложений, но сегодня вот дал слабину, и теперь сижу за барной стойкой, отделяющей кухню от зала, и наблюдаю, как у плиты копошится миниатюрная женская фигурка.
— Кать, может тебе помочь чем-нибудь? — спрашиваю я, не желая сидеть, сложа руки, пока чужая супруга наколдовывает жратву, испускающую приятные ароматы.
— Да чем ты мне поможешь? Отдыхай, — оглянувшись, она бросает через плечо короткий лукавый взгляд и снова отворачивается, занятая делом. — Расскажи лучше, как там работа твоя? Где был? Далеко?
— Да не особо. Улан-Удэ...
— А едешь куда?
— На север. В Братск, потом в Бодайбо.
— Бодайбо — это там, где золото добывают?
— Ага.
— А там холодно?
— Ваще трындец. Зимой плюнешь, а плевок, пока до земли летит — в ледышку превращается.
— Бр-р-р!
— Не то слово. А знаешь, почему там мужики малую нужду справлять на улицу только по двое ходят?
— Почему?
— Ну так пока один ссыт, второй палкой струйку отколачивает.
— Фу! Славка! — краснеет по-девичьи Катька. — Иди лучше руки мой. Ну тебя!
И действительно. Сейчас-то ведь лето... Чего-то я не того... Да и бородатые шутки не очень красят настоящего мачо, поэтому пойду-ка лучше умоюсь, а то глаз не могу оторвать от Катюхиной задницы, скрытой от моего пытливого взгляда лишь тонкой тканью легкого синего платья. А это большой грех.
Петруччо прилетел не через два часа, как обещал, а уже через час. Припер бухло, которое для меня сегодня под запретом, так как завтра вечером встреча с людьми, не любящими несерьезного отношения к делу. По меньшей мере, не поймут. Поэтому я опрокинул лишь пару-тройку рюмок обжигающего напитка, а все остальное, не щадя здоровья, вливает в себя Серый, весело галдя и размахивая руками. Катерина сидит рядом с мужем, изредка стреляя глазами то в него, то в меня, и иногда пытается вставить веское слово в сбивчивые
Мои малышки. Чать 2. 
webmaster@3iks.ru