заряды, а после её таз несколькими волнами заколотила судорога, под грудное рыдание, и после Лена обмякла, отпустив меня и из объятий, и внутри, только внутри более медленно. Она лежала, словно уснув, и мне хотелось ещё немного поласкаться внутри своей милой, но я боялся – не проявление ли это болезни головы и она просто потеряла сознание? Только когда спустя минуту любимая заулыбалась и открыла светящиеся счастьем глаза, у меня отлегло от сердца, и я очень осторожно пошёл на повтор, пока плоть не успела обмякнуть, но она попросила:
— Не надо! Так хорошо! Давай просто полежим, только не вынимай!
Так мы и лежали, пока оба не задремали. Только тогда я покинул свою любимую, и она, полусонная, не возражала против этого, повернувшись на бочок, и благодарно чмокнув меня в щёку.
Началось ежедневное обучение Леночки занятию любовью, благо наглядными пособиями интернет изобилует, во всех позах и видах. А после я учил её разводить ромашку, набирать её в спринцовку с длинным пластмассовым носиком и вымывать моё многочисленное потенциальное потомство из самых глубин её лона. Памятуя об опасности беременности, мы попробовали и в попку, но моей кисоньке не понравилось, и мы забыли такой способ.
После того, как мы стали жить нормально, регулярно, как и подобает мужу и жене, в полном объёме, она начала расцветать на глазах. В ней появилось мощное желание выздороветь, сделаться вновь сильной, не ущербной женой своему мужу. Она даже начала вспоминать отдельные детали из своего прошлого, что меня беспокоило. Впрочем, я прекрасно знал, на что шёл, и понимал, что неведение Леночки когда-нибудь закончится. Я не смел мешать ей в этом, и откровенно отвечал на её вопросы относительно прошлого, если они не касались периода, проведённого с теми упырями. Тогда я молча разводил руками, мол, не знаю.
В середине лета приехали родители. Леночка перед их приездом сама предложила не говорить им о наших отношениях. Она с огромным скрипом, но вспомнила лица мамы и папы, чем заставила их прослезиться. Мама всё восторгалась тем, как нежно и заботливо я опекаю сестру, с которой в детстве постоянно цапался по каждому пустяку.
Родители привезли нам всякой еды, из своих заготовок тушёнки и прочего, а уезжая, оставили и денег, что было очень актуально. Сказали, что осенью снова наведаются, и если доктор разрешит перелёт на самолёте, то заберут Леночку домой. Всячески избегали слова инвалидность, опасаясь обидеть дочь. Уехали. Обоим стало грустно. Единственная радость в том, что можно снова разгуливать нагишом и заниматься любовью без ограничений. Наша близость стала повторяться, пусть по разику, но два - три раза в день, и Леночка вновь расцвела. Мы встречались с её знакомыми и подругами. Просиживая вечера за их институтскими воспоминаниями. У сестры начал накапливаться багаж воспоминаний, и она всё больше возвращалась к своему первоначальному облику, постоянно делаясь всё более прежней, а я опасался того дня, когда она окончательно сделается прежней. Может быть это были только мои страхи? Сладостное ощущение тайны мы испытывали при незнакомых людях, называясь мужем и женой.
Осенью Лена сама попросила родителей повременить с её возвращением домой: здесь она постепенно вспоминает свои последние семь лет жизни, и они согласились с тем, что дочери это необходимо. Я снова вышел на работу, и мы жили тихой семейной жизнью. Размеренной и уютной, в нашем гнёздышке.
Ближе к новому году меня стало посещать навязчивое желание обзавестись ребёнком, стать полноценной семьёй, но это слишком бы укладывалось в термин «воспользовался», а я так не мог. И однажды Лена сама мне сказала, что посмотрела на то, какие дети
мои друзья,моя жена. 