Катю. - Что ты такое говоришь? Мне никто не нужен, кроме тебя. - Так сладко врешь, что верить хочется. - Наташа, неужели ты мне не доверяешь? - Доверяю. - Наташа, - я держу паузу. - Что? - Наташа, ты знаешь, в чем наша проблема? - В чем? - В том, что мы не доходим до конца в наших отношениях. - До какого конца? До моего конца, хотелось пошутить мне, но я сказал другое. - Мы изводим друг друга ласками, а самого-самого ты мне не позволяешь. Она промолчала. И я решился. - Наташа, давай ты станешь моей. Тогда у нас будет все по-другому. - Как по-другому? - она сидела, отвернувшись и опустив голову. - Ну, мы будем лучше знать друг друга. - Я и так хорошо тебя знаю. - Ничего ты не знаешь. Я для тебя все сделаю. Наташ. Приходи ко мне. - Куда? - Ко мне домой. Хочешь, давай завтра утром, часов в девять. - А как же твои? - Мать уехала в санаторий. А отец на работе. - Но завтра же воскресенье. - У него рабочий день. - Ты уже все предусмотрел, - она посмотрела мне в лицо. - Да ничего я не предусматривал. Просто так получилось. Так ты придешь? - Не знаю, - ответила она тихо и снова опустила голову. Я чуть не подпрыгнул. "Не знаю" - это не "нет"! И я надавил на другой рычаг. Я обнял ее. Посадил к себе на колени. Дальше было все традиционно. Я гладил ее всюду, до изнеможения целовал в губы, расстегнул кофточку, сдвинул вверх чашечки лифчика, гладил грудь, осторожно брал в рот ее сосок, моя правая рука на весь вечер прописалась под ее юбкой, теперь вечера стали холоднее, и она уже была в чулках. Я отстегивал застежки, иначе просто было невозможно просунуть пальцы внутрь ее трусиков, к ее разгоряченному телу. Все это мы с ней уже много раз делали в течение этого сумасшедшего лета. И я, и она, мы хорошо знали, чем это кончится, но каждый раз все происходило словно впервые, и все ее попытки сжать своими бедрами мои пальцы, не дать им свободы, все это заканчивалось моей победой, нашей с ней победой, я добивался своего, мы с ней добивались своего, и она стонала и вскрикивала, кусала меня, ритмично дергаясь всем телом и вдруг падала на мое плечо, отяжелевшая и влажная, ее, как при лихорадке, била мелкая дрожь, она всхлипывала, как ребенок после долгих рыданий, она тыкалась лбом в мою шею и никак не могла отдышаться. Наконец, она приходит в себя, оживает, ее рука ложится на мои брюки, она легонько трогает меня сквозь одежду, поднимает глаза и тихо спрашивает: - А ты? - Не надо, - отвечаю я. Никто не знает, каких усилий стоит мне такой ответ. Но сейчас я пошел козырным тузом. Она вопросительно смотрит на меня. Секунду я молчу, потом говорю: - Я хочу по-настоящему. Она слегка отодвигается. Медленно встает. Подтягивает трусики. Снова садится. Все это молча. Поднимает юбку, начинает пристегивать чулки. Левый, правый. Расправляет юбку. Поправляет лифчик. Застегивает кофточку. Все это молча. И вдруг она всхлипывает и начинает плакать. Она плачет громко, в голос, она причитает, словно, старушка, она падает мне на грудь, я не знаю, что с ней делать, никогда я не видел ее такой, я глажу ее плечи, спину, голову, это совсем не те ласки, что три минуты назад, а она все плачет и плачет. -
Год спустя На даче 
webmaster@3iks.ru