курточках. И учительница стала о нас заботиться.

— Вам теперь надо о себе заботиться! – сказала Нигматуллина. – Носите шарфы, берегите горло, не пейте водки и не курите.

— А Ободзинский? – спросил Макаров. – Он и водку пил, и курил, как паровоз. А как пел!

— И как он кончил? – вопросила Флюра Хузятовна.

— Как?

— Плохо!

— А Харрисон? Курил сигары, – заметил я.

— И что же?

— Рак горла!

Да уж, трудно спорить с учительницей пения. С козырей ходит. Поневоле застегнешься до самого подбородка.

Она жила не на пятом этаже, как я, и не на втором, как Макаров, она жила на самом обыкновенном четвертом этаже в панельной серой пятиэтажке. Вот как туда затащили гигантский концертный рояль «Блютнер», для меня осталось загадкой.

Флюра Хузятовна плащ сняла, а вот пуговицы на кофточке и на юбке почему-то не спешила. Скромничала. У себя дома, и скромничала!

— Сейчас поедим немного, и будем заниматься, – сказала она, уходя на кухню. Конечно, будем, вот только чем?

В скором времени она вынесла поднос с едой, которая поначалу мне, мягко говоря, сомнительной. Мясной бульон, приправленный сырым луком и лапша с мясом да и крупные пельмени подозрений не вызывали. А вот тушёные в воде мелко нарезанные внутренности барана мне есть не захотелось. Лепешки воспринял нормально, а чай с молоком, маслом, солью, мускатным орехом и лавровым листом совсем не зашел. Был похож на суп, а суп мы уже ели.

Эти блюда мы ели горячими, и Флюре Хузятовне стало жарко. Она вышла в другую комнату и вернулась в длинной просторной рубахе и шароварах, а на ногах у нее были туфли из красной кожи на высоких каблуках. С гладкой прической и пучком на затылке она ничего делать не стала. В этом костюме прекрасной варварки она села за белый «Блютнер» и стала разминать руки, стало быть, готовилась играть.

— Когда-то этот романс пели Лемешев и Козловский, два лучших тенора советского времени. Называется «Не искушай!». Я вам напою обе партии, а вы слушайте и запоминайте.

Она заиграла и запела хрипловатым голосом: «Не искушай меня без нужды возвратом нежности твоей: разочарованному чужды все обольщенья прежних дней!». Красиво, подумал я, но витиевато!

— Сразу не запомнишь, – заметил я, и Макаров согласно кивнул: не запомнишь.

— Давайте по кусочкам, – предложил я. – Понемногу.

— Я вам лучше ноты дам, – ответила Флюра Хузятовна. – Вы ноты знаете?

— Конечно! – засмеялся Макаров. – Знаем! Знаем, что они есть.

— Тогда я спою вторую партию, второй голос, он сложнее, а Саша – первый. Саша, вставай рядом.

Я встал рядом и надел перстень Казановы. Нигматуллина сначала играла хорошо, связно, потом сбилась и сказала растерянно:

— Да что же это?

Она еще играла правой рукой, а левая опустилась вниз, задрала подол пестрой рубахи, оттянула резинку шаровар и погрузилась в черные, как смоль, блестящие волосы.

— Вам, наверное, жарко? – спросил Макаров, расстегивая пуговки на рубахе Флюры Хузятовны.

— Ой, жарко! – прошептала Флюра, и ее рубаха полетела на пол.

— А голова не кружится? – спросил я.

— Ой, кружится! – ответила Флюра.

— Тогда надо прилечь.

Я подхватил ее за талию и поставил на ноги, а Макаров стянул с Нигматулиной шаровары. Она сделала шаг к дивану, запнулась и упала на диван лицом вниз.

Я поглядел на ее узкие безволосые губы, которые блестели словно полированное черное дерево. Неужели седлом в детстве вытерла, помогая отцу стеречь отары овец? Драть азиаток мне еще не приходилось, и пока Макаров расстегивал неподатливые пуговицы на брюках, я уже вошел в учительницу сзади. Макаров пытался дать ей в рот, но

Эротические и порно рассказы на 3iks

Прочтений: 3122
Последнее: Сегодня в 04:44

Мамина диета

Первый раз с настоящим!

Нежданный партнер