не раздолбали ее окончательно, как проходческий щит горную выработку. Кое-то осталось моему отбойному молотку. Мамкины стоны перешли в крик, а крик – в визг. Затем она отрубилась. Дядя Сема тоже ожил и внес свою посильную лепту...

Когда я вернулся в нашу с Машкой комнату, она сидела в постели и лупала близорукими глазами. «Что ты сделал с мамашкой?», – спросила Машка. – «Она визжала, как свинья на бойне!».

— Это все перстень Казановы, – пояснил я. – Я тут почти не причем. Маш, а почему в десятом классе пения не бывает? Это же, как ни кинь, культура!

— Так и рисования нет, – ответила Машка. – В десятом классе много чего нет. Зато секс есть. Примитивный, топорный, пещерный, а есть. Я тебе как-нибудь расскажу.

Машка опять зевнула и накрылась одеялом. Я прислушался. В соседней комнате спали.

Ночью мне опять приснился сеньор Казанова. Он больше не рассказывал мне о свойствах перстня, он сделал мне предложение:

— Вы мне симпатичны, мой юный друг, поэтому я предлагаю Вам и Вашему другу голоса.

— А зачем они нам?

— Вы же собираетесь поступать в хор, не так ли?

— Собираемся. Только мы собрались туда не петь.

— А Флюра Хузятовна Нигматуллина безголосых не берет. Ей подавай певческие голоса.

— Тогда... тогда хочу голос, как... как...

Казанова снисходительно улыбался, ибо выбор был огромный.

А я все мямлил:

— Хочу... хочу...

И вдруг выпалил:

— Хочу голос, как у покойного Паваротти!

— Хороший выбор! – одобрил Казанова. – А для своего друга Макарова? Рекомендую что-нибудь пониже.

Накануне мы с Машкой слушали теноров, начиная от трех великих и кончая нашим – «настоящим блондином», и моя сестра обратила внимание именно на теплоту грудного тембра Энрико Карузо. А для друга мне ничего не жалко.

— Карузо?

— Отлично! – сказал Казанова и выпал из моего сна, а вместо него появилась Флюра.

Флюра Хузятовна была настоящей степнячкой: широкий зад, чтобы удобно сидеть в седле, маленькая грудь, чтобы не тряслась при движении рысью и не мешала стрелять из лука, и гибкая тонкая талия, чтобы на всем скаку срывать алые степные маки весной. Звучный голос ей достался от матери, а от отца она получила кривые ноги, которые тщательно скрывала под длинными юбками.

Хоровые занятия начинались часа в три, а уроки кончались двадцать минут второго дня, и мы успели сбегать домой и пожрать. Макаров все удивлялся своему голосу и покашливал, а я не удивлялся, я напевал «Сердце красавиц склонно к измене...». Хор занимался в актовом зале, мы пришли слишком рано и сели в уголке, чтобы не мешать уборщице. А она словно специально крутилась возле нас со своей шваброй и ворчала про то, что мы только грязь носим. «Сейчас я ее успокою!», – тихо сказал я Макарову и достал из кармана перстень Казановы. Почему я носил его в кармане, а не, скажем, на цепочке? Кажется, перстень не мог потеряться. Я прятал его дома в письменный стол, а он оказался в кармане старой ковбойки, я пошел мыться и положил его под белье на стиральную машину, а он забрался в карман тренировочных брюк, я, наконец, совершенно случайно выбросил его в помойное ведро, вернулся за наш с Машкой письменный стол, а он лежит под лампой в кружке света и обольстительно сверкает! Проклятие или дар?

Перстень стрелкой вперед подействовал на уборщицу почти мгновенно. Она заохала и сорвала с себя синий рабочий халат, оказавшись в старушечьих панталонах до колен и легкомысленного голубого цвета необъятном лифчике. Затем, когда панталоны и бюстгальтер полетели в сторону халата, она приняла все ту же зоологическую позу «раком», упершись

Эротические и порно рассказы на 3iks

Прочтений: 3125
Последнее: Сегодня в 06:48

Моя Юляшка!!!!

Бабушкино окно

Стадо